Казалось, именно по этому слову могу определить то отношение, с которым произнесет последующее предложение. Интонация Ари то поднималась, то наоборот последняя буква говорилась чуть тише, даже ударение иногда менялось. На этот раз он максимально сосредотачивался, чтобы подобрать слова. Будто поставь их совершенно в другом порядке, я не пойму или вообще кину в него своей сумкой, добавляя при этом град кулаков.
— Поверь, так будет лучше. Не потому, что не стоит доверять самой себе, просто в некоторых моментах стоит потерпеть и промолчать, а не кидаться на помощь. Знаю, тебе так хочется, но иногда это приводит к… неприятным последствиям.
— Ты это про тюрьму?
— И про нее в том числе.
— Долго еще припоминать будешь? — рассердилась я.
— Посчитай, сколько раз вообще упомянул про нее.
Мне пришлось задуматься. Из всего путешествия не удалось вспомнить разговор, где обговаривался мой проступок. А там был не один, несколько, из-за чего подставила не только себя, но и его.
Я только нахмурилась и поджала губы. Ари никогда не припоминал, не указывал мне на недостатки и оплошности. Почему?
Лес вскоре закончился, мы вышли на пустынную местность, где отчетливо просматривался горизонт, солнце с удвоенной силой напоминало о себе, и мелкие песчинки норовили поцарапать оголенные участки кожи. Ари назвал это место Анатоликанской пустыней. Он рассказал, что в самом начале еще терпимо по ней блуждать, но дальше, если зайти в глубь, становится трудно, пески начинают злорадствовать, утягивать в себя, не давая сделать следующий шаг. Поэтому это место лучше обходить стороной, добираться до необходимой точки не напрямик, иначе шансы дойти резко сведутся к нулю.
Ближе к обеденному времени перед нашими глазами выросли руины с возвышающейся за ними горой, в которой и было высечено несколько построек. Ари отказался рассказывать что-либо об этом месте, словно эта тема являлось закрытой для меня. Раздражение периодами не забывало напоминать о себе. Каждый раз, как только он начинал увиливать от ответа и говорить совершенно о другом, я начинала злиться. И снова, как только был задан вопрос по поводу причины такого отношения к Маросу — он замолчал, не желая отвечать.
Мы приближались к бывшей стене. Я постоянно выглядывала А’или, но той не было на месте. Она покинула свой пост, больше не смотрела в даль, не ожидала хозяина.
— Ее нет, — мои мысли были озвучены вслух.
— Вон она, — указал пальцем Ари на стремительно приближающуюся лисичку. — Помни про обещание, — сделал он шаг назад, не отпуская мою руку.
— Тиу, — напомнил о себе и голубоглазик, перед эти мирно спящий на моем плече.
Казалось, Ари боится. А если не так, то хотя бы переживает. На его лице не отразилось волнение, но я почувствовала, как сильнее была сжата рука, заметила его слегка прищуренные глаза. С ним, чтобы понять все переживания, надо обращать внимание на любые мелочи. Ведь в основном он выглядит и ведет себя как черствый чурбан, не умеющий радоваться любым мелочам жизни. Но в то же время улыбается ведь изредка, относится ко мне с некой осторожностью.
— А’или, это я, Кира. Только не атакуй, — сразу же подняла я руку, припоминая предыдущую нашу встречу.
— Алеполи рада видеть Киру, — в мое голове прозвучал голос многохвостика.
— У тебя все нормально? Ничего плохого не произошло?
— Нормально, — ответила она, не открывая взгляда светящихся синим светом глаз от Ари.
— Я обещала к тебе зайти. Вот, выполняю сказанное, — улыбнулась я красивой лисичке.
Ее грациозность, распущенные хвосты, высоко поднятая мордочка так радовали, наполняли мое сердце неким теплом. Я хотела обнять ее, но одна рука до сих пор была занята, меня не отпустили, не дали выполнить желаемое.
— Только обнять, — посмотрела я на Ари.
— Крр, — поддержал меня голубоглазик, пытаясь перебраться на другое плечо.
Мою руку отпустили. Я сразу же кинулась к А’или, обхватывая руками шею и погружая пальцы в густую шерсть.
— Хочу тебе кое-что рассказать, — наконец отстранилась я от многохвостика.
— Мы пошли в дом, — мысленно сказала лисичка. — Его нельзя пускать.
— Ты про Ари? — удивилась я. — Он ничего тебе не сделает. Обещаю.
Я обернулась к нему, замечая одну поднятую бровь. Сперва не понятна была его реакция, но потом я сообразила — только мне передаются мысли лисички, он слышит лишь произнесенные вслух фразы.
— Он сидеть здесь. Человек опасен, коварен, зол.
— Ари? — повернулась я к нему.
— Не можешь поговорить с ней здесь, при мне? — подошел он ближе, снова взяв мою руку в свою.
— Крр, — разозлился голубоглазик его выходке.
— Тише, — погладила я длиннохвостика, снова поднимая голову чуть выше.
— А’или отведет вас домой. Человеку нельзя. Фичитхари не должна с ним общаться. Человек опасен, — раздался голос лисички.
Я улыбнулась Ари, не желая пересказывать ничего из слов алеполи. Ему не следует знать, как о нем отзываются другие.
— Поговори здесь, — еле слышно прошептал он, наклоняясь еще ниже, чтобы только я слышала.
— Нож у него есть, — вновь заговорила многохвостик. — А’или говорила, что охраняет это место. Но Фичитхари привела убийцу к стенам дома хозяина.