Стать человеком

— Закуривайте, товарищи, — предложил им лейтенант, когда они вошли в канцелярию. — Я, собственно, вызвал вас затем, чтобы еще раз напомнить о необходимости соблюдения строжайшей дисциплины вашими подчиненными. Говорю вам об этом потому, что солдаты, оторванные от своего подразделения, часто допускают нарушения дисциплины. А я этого не потерплю. Вы меня поняли, товарищ Бегьеш? Никакого панибратства, никаких увеселений в спальной комнате. Кроме того, мне бы не хотелось, чтобы вы делали поблажки. В армии все равны, независимо от того, кем являются родители того или иного солдата. На это я прошу обратить особое внимание, товарищ младший сержант.

— Слушаюсь, товарищ лейтенант!

— Назначайте рядового Варьяша в наряд так же, как и всех остальных, — сказал Ковач. — Не так, как раньше. Может, это случайно, но за последнее время Варьяш только три раза был в наряде. Надеюсь, вы меня поняли?

Когда Мартша и Бегьеш ушли, старший лейтенант сказал Ковачу:

— Я рад, что ты никому не делаешь скидок. Если мы хотим, чтобы в штабе был идеальный порядок, нужно лишить Варьяша всяких привилегий.

— Я и раньше ни для кого не делал исключения, — заметил лейтенант, поправляя съехавшие на нос очки, — и в будущем не собираюсь. Только, наверное, его у нас заберут.

— Почему ты так решил?

— По кое-каким признакам. Вчера его папаша разговаривал с командиром полка, а подполковник Лонтаи но этому же поводу заходил к секретарю партбюро.

Тельдеши затянул потуже ремень и заявил:

— Я, Петер, с этим категорически не согласен.

— С чем именно?

— С так называемым блатом в армии. — Тельдеши помрачнел: — Когда умерла моя мать, я был новобранцем. И вот пошел я к командиру роты капитану Бутько попросить отпустить меня в краткосрочный отпуск, чтобы съездить на похороны. Бутько посмотрел на меня с таким изумлением, что я испугался, как бы глаза у него не вылезли из орбит, сухо бросил: «Мать и без вас похоронят!» — и ушел.

— Этот Бутько был просто сухарь, — заметил Ковач, садясь за свой стол.

— Это верно, — согласился Тельдеши, — однако с Варьяшем мы все-таки перегнули. Шарди мне рассказывал, что у него случилось. Так по этому поводу даже из министерства звонили...

У Ковача сразу пропало всякое желание продолжать разговор. Он замолчал и углубился в изучение планов, которые лежали перед ним.

Этот разговор со старшиной и младшим сержантом произошел более месяца назад, однако от внимательного взгляда лейтенанта не ускользнуло, что Бегьеш и по сей день точно выполняет его приказ: в помещении всегда царила такая чистота, словно это было не воинское подразделение, а больничная палата. Не догадывался лейтенант об одном — сколько крепких словечек отпустили солдаты по адресу чересчур чистоплотного командира отделения. На этот раз даже Йозеф Хунья и тот возмутился, хотя всегда и во всем поддакивал Бегьешу.

— Ох, попадись мне этот чистоплюй на гражданке, не знаю, что бы я с ним сделал! — воскликнул он однажды, когда они торопливо смывали с себя грязь перед сном.

— До сих пор ты лебезил перед ним, — напомнил Антал Штольц шатавшемуся от усталости Хунье, — а теперь вдруг делаешь такие заявления. Что это с тобой стряслось?

— А ты бы лучше помолчал! — оборвал его Хунья.

— Это почему же он должен молчать? — поинтересовался Михай Черко. — Разве он не прав? — Он выпрямился, и мыльная вода потекла по его широкой груди. — Это ты, если завтра получишь посылку из дома, первым делом побежишь угощать Бегьеша: «Товарищ младший сержант, извольте вот этот кусочек попробовать, а потом вот этот...» Шел бы ты куда подальше вместе с младшим сержантом!

Все засмеялись.

— «Знаете, ребята, всему бывает конец, — передразнил Хунью Анти, — так что потерпите немного. Это я вам говорю...»

— Перестаньте дурачиться, — вмешался в разговор Тихамер Керестеш, подставляя под струю воды длинную ногу. — Вы сами-то не меньше Хуньи увивались вокруг Бегьеша. — И он обратился к Черко: — Разве не ты рассказывал своей невесте, что младший сержант твой лучший друг?

— Ну говорил... Дураком был, вот и говорил, — признался Черко. — Может, хватит на сегодня самокритики, а? Если хочешь, вот сейчас открою окошко и заору во все горло, что я, гонвед Михай Черко, был дуралеем, когда верил, что наш младший сержант человек.

Пока ребята спорили, Эндре молча слушал. Он уже вымылся и ждал Анти. Он вышел в коридор и закурил. «Наконец-то ребята поняли, что я был прав», — с удовлетворением думал он.

В этот момент в умывальник вошел дежурный по роте Тивадар Ломбош и крикнул:

— Ребята, пошевеливайтесь! Младший сержант приказал, чтобы через пять минут все лежали в постелях...

И так день за днем. Эндре часто приходилось помогать Анти, который был физически слабее его и тяжелую работу выполнял с трудом. Когда им выпадало носить уголь вдвоем, Эндре всегда говорил: «Сядь, отдохни немного», а сам брался за лопату и начинал насыпать уголь в корзины. Потом он колол дрова на растопку и с улыбкой слушал, как Анти рассказывал ему что-нибудь смешное.

Однажды Эндре подсел к другу и, тяжело дыша, спросил: