Мой «конёк» (в борьбе это называется «коронка») — подножки. Очень смешной взгляд у противника, пропускающего этот приём, совсем не такой, как, например, при бросках через бедро, через спину и тому подобное. Во взгляде — удивление. Наверное, он невольно думает, мол, надо же так элементарно попасться, на ровном месте споткнуться. И Марик отлично знает мои предпочтения. А я знаю, что он знает… Я взял его за ворот военизированной куртки (в военторге покупал?); он ответил мне тем же. Постояли так секунду-другую, глядя друг другу в глаза. Потом я резко перекинул руку на другое его плечо, крест-накрест, и пошёл на заднюю подножку, имея в виду, что, когда он отставит ногу, я брошу его с захватом руки. Это букварь, я не сомневался, что Марик прочитает эту нехитрую комбинацию на раз — и начнёт проводить бросок через грудь. Тут-то я и проведу собственный бросок через грудь…
И вновь огромное небо опрокинулось на меня.
— Слишком предсказуемо, папа, — раздался сочувственный голос Марика.
Опять я вскочил. ВСКОЧИЛ!!!
В борьбе мой сын оказался неожиданно хорош, но не бить же его за это? Он будто мысли мои прочитал:
— Ударная техника разрешается или только борцовская?
— Только боремся, — сказал я, ощущая, что не говорю, а хриплю, и что я смертельно устал.
Третью попытку даже описывать не буду. Давно такого позора не испытывал.
Лежал на травке, глядел в голубое безоблачное небо, и вставать не хотелось… И потихоньку, царапая воспалённые извилины, вползало в мозг понимание: а ведь это у меня психоз. Реакция на войну. Давно я не был на войне, и вот она сама пришла в мою жизнь. Мозги — тонкая штука, расстроить их легко, вернуть в исходное положение труднее.
Был психоз. Слава богу, недолгий и бескровный. Был — и отпустил. Вроде бы…
— Где ты так насобачился? — спросил я.
Марик сидел рядом на корточках.
— В Твери, папуля. Семнадцать лет — что, сидеть без тренировок? Вот и нашёл нового учителя. Потом нашёл другого учителя. Так и поднимал квалификацию.
— Похоже, они круче меня.
— Они просто другие. Чтобы быть лучшим, нужно учиться у лучших и разных. Это избитая и известная истина.
— А вчера утром, когда мы с тобой спарринговали…
— Я поддавался. Ну извини, берёг твои старые кости и дряблое самолюбие.
— У меня даже подозрений не возникло. Так поддаваться — признак настоящего мастерства.
— Да ладно тебе. Искандер, кстати, дрался честно, но его ты свалил только потому, что он тебя недооценил. Второй раз это бы не прокатило.
— А зачем тебе быть лучшим в драках? Ты же, как там у вас… айтишник?
— Программист. Дерусь я, папуля, чтобы никогда не повторить историю моего брата Максима, который, хоть и был ещё мал, не смог защитить ни себя, ни мать.
Крыть тут было нечем. Захотелось плакать. Марсель помог мне подняться, и мы побрели в дом.
— Убираться отсюда надо, — вдруг распереживался я. — Сейчас понаедут.
— А я тебе про что?
Пока возвращались, я полюбопытствовал:
— Вы вообще откуда здесь взялись? С неба — в бой. Дядя Вася прислал?
— Ничего хитрого, мы ж готовились. Спровоцировали Рефери на твоё похищение, тебя самого пометили, отследили этот дом, нашли высотку неподалёку, с которой можно стартовать…
— Стоп, стоп, стоп. Как это — меня пометили?
— Искандер — ещё вчера. Когда вёз тебя на мотоцикле. На заднее сиденье был специальным образом установлен «жучок», который прилепился к пройме твоих джинсов. Он и сейчас на тебе.
— Как же его не нашли? Пуговицу, вон, с ходу просекли.
— Ну, во-первых, он излучает не постоянно, а миллисекундными импульсами примерно раз в пять минут, а в главных, я упаковал его в материал, которым покрыт их контейнер. Оторвал кусочек ради дела. Идеальная маскировка, никакой сканер не увидит.
— Как сложно…
— Был вариант и проще. Я рассказал тебе про запасной. А в качестве основного мы следили за перемещением телефона, который тебе отдал Искандер.
Я засмеялся.
— Вот это действительно просто. И как же вы спровоцировали Рефери?
— Разослали по трём адресам сканы обратной стороны фотографии. Лично ему и в обе корпорации.
— А что, он клюнул…
Все наши были в холле. И не наши тоже — это про Викторину. Раненых не трогали, не двигали, чтоб им не навредить. Сами виноваты: если б не вывели из строя единственного на весь дом врача, уже получили бы первую помощь.
Юлия, завёрнутая в простыню, лежала на диване. Бледная, с подступающей желтизной. Увидев меня — засветилась, как лампочка. Тоже волновалась, видать.
Викторина сидела на полу возле печи, пристёгнутая к дверце наручниками. Ага, для неё железки нашлись! Хотя в доме, на беду хозяина, их не было. Наверное, Миша одолжил, всё-таки аттестованный опер.
Так, разбираемся в порядке срочности, а не значимости… Я спросил Брежнева:
— Сколько у нас времени?
— Лично я никуда не сообщал о произошедшей в этом доме, кхм,
— Что с транспортом?