Старый дом под черепичной крышей

– А это единственное место, где меня Сима не тревожит, – весело сказал профессор, поднимая палкой какое-то тряпьё и пристально его рассматривая.

– Сима ещё не вставал, – пояснил Крокыч. – после вчерашнего перепоя, до обеда будет валяться. Тем более, сегодня воскресенье, мусор на утилизацию не привезут.

– Это, Семён Ваганович, хорошо что не привезут, а то я не успеваю обследовать… Вы бы, любезный, мне подали верёвку, а то отсюда к вам трудновато выбираться, а обходить далеко.

Крокыч бросил профессору конец верёвки, которую предусмотрительно захватил с собой, зная, что Вениамин Павлович в исследовательском азарте обязательно куда-нибудь забредёт, откуда и выйти- то нельзя. Профессор поймал конец верёвки и Крокыч стал его тянуть вверх.

– Не так быстро, дружище, тут ноги можно поломать, да и дыхание подводит, – повторял профессор, выбираясь на край оврага.

– Кажется, вы сегодня с уловом, – проговорил Крокыч, кивая на перекинутый у профессора через плечо мешок с верёвочной лямкой.

– Интереснейшие, знаете, вещицы я сегодня нашёл,– говорит загадочно Вениамин Павлович, направляясь с Крокычем к хибарке. – Не знают люди, что выбрасывают в мусор бесценные для науки вещи. Сегодня, дорогой художник, я счастлив особенно – нашёл деревянный, окованный медными пластинами сундук. И знаете, совершенно целый, правда, медь отодрали, но кое-где чуточку осталась. Правда, чтобы в него заглянуть, то есть приподнять крышку, пришлось её освобождать от всякого не имеющего научной ценности хлама. На это всегда уходить масса времени. Сами подумайте – внизу сундук, на сундуке диван, на диване бочка, на бочке и диване ещё куча всякого хлама… зато труд не пропал даром… В сундуке старинные вещи, которые носили два, а то и три века назад.

– Неужели!? – удивлённо воскликнул художник, – Тогда надо туш играть, – и Крокыч стал импровизировать мелодию. – Прам – па – рам…

– Кажется, сегодня дождь будет, – проговорил улыбаясь профессор и кивнул на восток.

Там из-за Волги поднималась, заполнив собой весь край неба иссиня-багровая туча. Пепельные её обводы, как приспущенные крылья у курицы-наседки, охватывали горизонт справа и слева, стараясь как можно больше захватить земного пространства. Из этих крыл, то тут, то там появляются белёсые всполохи, напоминающие собой цыплят, которые высунув голову из-под крыла сердобольной курицы с любопытством оглядывают местность и снова прячутся, испугавшись собственной смелости и решительности. Восток потемнел и притих.

– Мимо пройдёт, – вглядываясь в горизонт, произнёс Семён Ваганович. – До реки дойдёт и прольётся.

– Дождика бы не мешало, – сказал профессор, а с другой стороны, жаль – намочит необследованные кучи.

Они вошли в хибарку и профессор стал выкладывать из мешка найденное, художник хотел ему помочь.

– Нет… нет… я уж сам, – проговорил Вениамин Павлович. Лицо его просто светилось от счастья. – С этим, Ваганыч, надо вести себя предельно осторожно, вещи старые и могут поползти…

– Знаю…, знаю… Вы мне всякий раз, Вениамин Павлович, говорите одно и тоже, как будто вы из этого оврага вытаскиваете вещи совершенно новые и крепкие…, удивляюсь…

– Вы, Семён Ваганович, не обижайтесь, это я так, для порядка, больше по привычке и вовсе не хотел вас обидеть…

– Так и я ворчу, дорогой профессор, для порядка. «Вот, – думаю, – бросила человека судьба на дно, а он и на этом дне человеческой жизни, без каких- либо условий, зачастую голодный и холодный продолжает своё научное дело, это, можно сказать, героический поступок.

– Что вы!.. До героизма тут далеко, Семён Ваганович. Это вы так…, подбадриваете старика. Как я знаю – вы ведь тоже без дела не сидите… и то же не в специализированной мастерской с кондиционерами свою картину пишете.

– Только не надо вспоминать о вонючей кадке из-под рыбы, – улыбнулся художник, зная, о чём сейчас скажет профессор.

– Нет-нет, больше не буду. Раз вам эта кадка доставляет удовольствие, то ради бога…, сколько угодно.

– Хочу вас поблагодарить, Вениамин Павлович, за краски. Помните, на прошлой неделе вы нашли их в своём овраге.

– И что?.. подошли?.. – заинтересованно спросил Позолотин.

– Очень даже подошли… Я их разбавителем, а они и разошлись, не успели до конца высохнуть. Вы мне так помогаете своими находками, то разбавитель, то скипидар, то краски. Особенно для меня ценна изумрудная зелень. Краплак, тоже заканчивался, а тут целый тюбик, надолго хватит. Его ведь у меня не так много идёт. Вот сиена – это другое дело. Сиена у меня в ходу. Ой! – всполошился он, – Что это я о своём, да о своём. Наверняка вы что-то, профессор, не договариваете…Что там у вас ещё в мешке? Глаза-то вон как поблёскивают.

– Как и следует художникам, вы проницательны!… – торжественно сказал Позолотин и с этими словами вытащил из мешка несколько тряпичных кукол. – Ну, как? – и он восторженно посмотрел на Крокыча.

– Объясните, Вениамин Павлович…, чтоб я знал чему радоваться? по мне – куклы, как куклы, – и Крокыч с недоумением посмотрел на профессора.

– А вы, любезный, на материал посмотрите из которого они сделаны…, на материал…