Старые раны (СИ)

Она заперта, связана, задыхается, один на один с этой спицей в голове, которая все не унимается. Кажется, что-то теплое и влажное течет по щеке. А следом заползают насекомые, чтобы полакомиться кипящим мозгом.

Вытащите кляп, изверги! Дайте вдохнуть морозный воздух, хоть чуть-чуть протрите ее горящее лицо снегом! Пожалуйста…

Жу? Где псоглавка? Кажется, это ее тоненькая тень позади скалоподобных спин сидит, поджав ноги, и это ее глаза-бусинки единственные дрогнули, когда Викта очнулась и морщилась от колючих иголок.

Как же Жу, наверное, довольна, что судьба повернулась приличным местом? И не придется переть через снег по темноте совсем одной до деревни, где ей останется только ждать, когда чудища ее учуют. Теперь она со своими. А нитсири, ее мучительница, скоро ответит за все то, что она с нею сделала.

Да, глаза обещали именно этого. Черная ненависть.

Камень? По-прежнему в кармане? Слишком просто. Тело ломило так, что нитсири едва могла пошевелить пальцем на ноге. Обыскали, как же иначе… — они сколько угодно уродливые выродки, но не полные идиоты. Теперь ее драгоценность будет красоваться на веревочке у сучки одного из этих кобелей. Викта лишь надеялась, что философский камень заставит псоглавку как следует помучиться.

Дотянуться бы до него. Попробовать… Но стоило ей только подумать об этом, как голову тисками сжала боль, нитсири бессильно ударилась головой о железную кору. Нет, слишком болит… Слишком тяжело не то, что дергать Талант, просто дышать носом тяжело. Соберись же, нитсири! Надо пробовать… Сеншес, он у них, она его чувствовала!

Псоглавка смотрела, не моргая, не отводя своих черных угольков от ее заплывшего лица. Он у нее, да, — Жу почти кивнула на ее отчаянный вопрос. Умная. Злая девочка. Отдай, а? Жу…

Жу и не думала подходить или оповестить своих новых друзей, что нитсири очнулась. Что это? Милосердие или псоглавка, наоборот, наслаждалась каждой искоркой боли в ее глазах и растягивала удовольствие?

Но псоглавцы уже вскакивали с мест, когда один из них наставил на Викту свой толстый палец. Самый рослый и волосатый подошел к ней, сел на корточки и что-то гаркнул ей в лицо, обрызгав горячей слюной. Нитсири похолодела, когда перед ее носом выросла блестящая сталь — в этих лапищах Рубиновый клинок казался детской игрушкой.

Над Жу склонился один из выродков и принялся что-то говорить. Жу с трудом оторвала глаза от Викты и проговорила несколько тихих слов, потонувших в ответной тарабарщине. Вновь стрельнула глазами в сторону нитсири, которая обливалась потом от страха, и закатала рукава, обнажая запястья. У псоглавца отвалилась челюсть, он вскочил и закричал что-то остальным. Сталь убралась прочь, но Викта чувствовала себя еще хуже — казалось, если бы выродок начал ее резать, она бы испугалась не меньше.

Теперь вся дюжина столпилась вокруг Жу, рассматривая и ощупывая ее изуродованные руки. Запястья и предплечья псоглавки были чудовищно попорчены шрамами и ожогами. Главарь с Рубиновым клинком забормотал что-то глухим голосом, псоглавка энергично закивала вся красная от стыда. Она что-то сбивчиво рассказывала и все посматривала на Викту, и от каждого ее слова и взгляда, от каждой тени на мрачнеющих мордах ее сородичей, сердце Викты стучало все быстрее. Голос псоглавки дрогнул, и на высокой ноте она сорвалась и разразилась горьким рыданием, не в силах продолжать свой рассказ. Главарь кивнул, и ей разрешили опустить рукава и уйти подальше.

Подальше от места судилища.

Они сошлись над ней, как скалы, закрыв свет от костра широкими плечами. Викту всю передернуло от резко заметавшегося сердца и осознания подступающего рока, но ремни когтями впились в ее запястья — держали крепче рук палача. Псоглавцы грохотали над ней, на нее пальцами, размахивая руками. Викта не понимала ни единого слова, но вздрагивала каждый раз, когда глаза выродков опускались на нее, а пальцы на рукоятях топоров и копий сжимались все сильней.

Тут псоглавец со снежно белыми волосами резко подошел к ней — Викта зажмурилась до белых искорок, вся сжалась в комочек и чуть не потеряла сознание от страха. Между ног сразу стало тепло, мокро и очень обидно.

Долго ничего не происходило, никто не трогал ее.

Викта ничего не понимала — ни один не коснулся ее даже пальцем. Вместо этого они отступили, от омерзения сплевывая на землю. Быстро похватали вещи, побросали в реку все лишнее и скрылись между деревьями, словно их и не было вовсе.

…

Жу сделала пару нетвердых шагов за ними, но задержалась и какое-то время стояла, глядя на униженную Викту, и молчала. Потом разжала кулачок — на ладони сверкал философский камень.

Ее камень, ее драгоценность! — псоглавка ухмылялась, ее глаза пели в свете пламени и отчаяния нитсири.

«Хочешь его?» — спросила она одним взглядом.

Викта очень хотела. До припадка, до истерики, до дрожи во всем теле. С удовольствием сейчас бы упала на колени перед этой тупой шавкой и вылизала ее ботинок — все что угодно, лишь бы получить свою драгоценность обратно. Могла бы, если бы не тряпка во рту и не ремни.