Старые раны (СИ)

Викта оказалась права. До мурашек права. Деревня полостью вымерла. Все дома, до которых ей удалось добраться, стояли пустыми с открытыми, выбитыми дверями, продуваемые всеми ветрами, и молчали. Ей не попалось ни единого живого рок’хи, пропали даже животные в загонах. Еще страшнее оказалось то, что нитсири не нашла ни одного тела. Полы в домах были обильно политы запекшейся кровью. Повсюду раскиданы клочья одежды, украшений, оружия, но от владельцев остались только запекшиеся пятна на стенах. Кровавые дорожки с порогов некоторых домов вели на улицу и обрывались на краю пропасти.

Никого, кроме маленькой нитсири, которая дрожащей тенью бегала от дома к дому, собирая по углам каждую крошку. Видно орда кхамеров застала всех за ужином, и псоглавцы просто не успели убрать еду со столов. Она слишком проголодалась за истекшие дни, но не смела прикоснуться даже к тарелке. Почти в каждом доме пахло смертью, и Викта старалась покинуть их как можно быстрее, чтобы ее не стошнило прямо здесь же.

Потом. Она поест потом, но не в этой деревне, насквозь пропахшей кровью.

От запаха еды, пусть и уже заветренной и холодной, ее бросило в дрожь. Голод начал крутить желудок судорогой, но только от одной мысли, что она сейчас сядет за стол, где еще несколько дней назад сидели рок’хи, которые сами сейчас перевариваются в желудках кхамеров, и будет набивать щеки, ее чуть не вывернуло наизнанку.

Больше всего ей нужно было вяленое мясо… Где оно, в каком горшке? Где эти тупые выродки держали мясо?!

Так она бродила из угла в угол с постоянно растущим мешком за плечами. Обшарив все углы и плотно уложив припасы в мешок, она остановилась.

Теперь… осталось одно. Нитсири боялась, что это окажется самым сложным. Она почти забыла об этом, пока вынюхивала еду и переворачивала сундуки с горшками.

Викта сглотнула и нашарила философский камень. Предстояло найти еду и для него.

Она замерла в нерешительности. Глазок уже еле теплился, отсвечивал желтеньким и обещал неприятности. Нитсири оставила мешок у стены и подошла к кровавому отпечатку, который уже успел протухнуть, и прислонила к нему камешек. Никакой реакции.

Разборчивый, зараза!

Очевидно, что камню нужна свежая кровь. Живая кровь.

Взвалив ношу на другое плечо, Викта крякнула и вышла из избы. Ее ждали сотни крутых ступеней и с десяток шатких мостков из тех, которые не успели порвать жадные лапы кхамеров. Она забиралась все выше и выше, пока не обошла все дома, до которых смогла добраться. И выгребла из них все, что могло пригодиться для дальней дороги. И даже чуточку больше.

Но ни в одном она не нашла хозяев — ни живых, ни мертвых.

Кхамеры собрали всех и утащили к себе в подземелья. Что ей еще оставалось? Обходить даже те избы, добираться до которых было смертельно опасно, в надежде найти хоть одно свежее тело? Слишком большая удача, чтобы на нее рассчитывать.

Этот? Нет. Этот? Снова нет.

Может быть здесь? Нет. Зачем она это делает, что она, в конце концов, думает найти? Даже если бы она нашла труп, которое кхамеры бросили несъеденным — во что поверить ей было сложновато после знакомства с этими уродами — его жизненные соки давно протухли.

К концу дня она уже давно перестала обращать внимание на собственный цинизм. Человек — пусть и псоглавец — предстал для нее просто сосудом с кровью, смертельно необходимой для питания философского камня. А значит и для абели, которой Викте предстоит стать. Это так.

Деревню уже затопили сумерки, а ее поиски так и не увенчались успехом. Ничего. Кхамеры сполна насладились пиром. Неисследованные дома еще оставались, но добираться до них было смертельно опасно, и едва ли она отыщет там хоть что-то, кроме запаха смерти и пустоты.

Нитсири села на мешок и обхватила голову руками. Где найти свежую кровь? Где?

Тут — если не краем глаза, то какой-то запоздавшей чуйкой — Викта заметила движение, и подпрыгнула на месте. К ней почти неслышно подходила ее недавняя знакомая Жу. Бледная и испуганная, боявшаяся каждого угла и каждой скрипящей половицы. Она смотрела. Не на Викту, а на мешок, на котором нитсири восседала, как на троне. И в глазах псоглавки горел нехороший огонек.

Жу что-то сказала ей. Глухо, еле слышно, но по тону было очевидно, что она явно не рада тому, что нитсири мародерствует в ее родной деревне. Викта промолчала бы, даже если бы могла облечь мысли во внятные для нее звуки. У нитсири просто не было сил осознать то, на что намекали небеса. Что от нее хотел ее возлюбленный Сеншес…

— Я же сказала тебе, чтобы ты оставалась внизу, — проговорила нитсири, не ожидая, что псоглавка поймет хоть слово. Но она должна была хоть что-нибудь сказать.

Сколько она здесь пробыла? Сумерки сгущались, а ребенок наверняка голодный.

— Иди сюда, маленькая, — позвала ее нитсири, но псоглавка заартачилась. По ее щекам текли крупные слезы. Она показывала куда-то пальцем и что-то говорила.

— Нет там никого, нету, — говорила нитсири, но Жу не замолкала. Викта проследила за ее пальцем — Жу показывала на избу, в которой нитсири так и не побывала. К нему вел мост, ступать на который нитсири не рискнула.