— Наверное очень давно по меркам вашего молодого мира. Ты еще был просто несмышленым комочком визжащей плоти. Даже меньше этой несчастной, тело которой я позаимствовала, на время. Я помню твой запах и вкус, и буду помнить вечно.
— Ты уже приходила к нам, в наш мир?
— Нет. Это вы с сестрой гостили в
— Я никогда раньше не путешествовал между мирами.
— Путешествовал. Уж я то знаю. Или тебя просто привели. Опустили на какое-то время, а потом забрали. Как если бы я сейчас подняла тебя и опустила бы в воду — и ты окажешься в мире подводном. Не в прямом смысле, конечно, но, думаю, аналогию ты понял.
— Кто же это сделал?..
— А мне почем знать? Несчастное существо, которое возжелало стать чем-то большим, чем визжащая плоть. Оно и подарило мне тебя. И Викту. Как детей. У тебя же есть отметина, мой подарок?
— Подарок?
— Да, на ножке. На правой. Она еще на тебе?
— Ага… — кивнул Сарет, припоминая родимое пятнышко на правой пятке. Черное и уродливое — он стыдился показывать его даже во время купания — уж очень пугающе уродливым оно ему казалось.
— Откуда ты знаешь? — спросил он, боясь услышать ответ.
— Я поставила его, глупыш, — проворковала она. — Теперь ты понял, что мы связаны.
— Нет. Это просто совпадение. Ты дуришь мне голову.
— Я не буду тебя уговаривать по сто раз, ты такой упертый! Сам поймешь, что мы связаны самой судьбой, рано или поздно. Иначе ты бы и не смог вызволить меня из заточения.
— Какого еще заточения? Уж этого точно я не делал.
— Ты же помнишь, то существо, которое охотилось за тобой в Барандаруде?
— Да, — как он мог забыть его. До сих пор темными ночами он втайне страшился, что одна из звезд окажется этой гигантской тушей, которая спускается с неба по его душу.
Она медленно приблизилась к его уху и прошептала, еле ворочая омертвевшими губами:
— Горий не ведает пощады, он снедаем вечным голодом, который давно пожрал его разум. Он привык поглощать в себя жертву и откусывать от нее кусочек за кусочком, очень долго и медленно, пока не пожрет ее всю. А потом предпочитает медленно и методично восстанавливать ее тело, отрыгивая его так, чтобы жертва еще раз прочувствовала муки каждой клеточкой своей бренной плоти, прежде чем начать все заново. Мне как-то не свезло связаться с ним по глупости. Долгие периоды страданий в его компании пришлось мне претерпеть, прежде чем он не нашел себе новую игрушку, а меня оставил на глубине той проклятой башни Барандаруда в наказание. Но обещал вернуться.
Она немного помолчала, словно погрузившись в далекие воспоминания.
— Спасибо, сын. Один его крик стоит для меня больше, чем плоть целого мира. Я благодарна, что ты отвлекал его и позволил мне восстановить силы. И выпустил меня, чтобы я наконец расквиталась с ним. Держи.
Сарет похолодел, когда легко запустила пальцы в собственную плоть, словно в тесто, и оторвала от себя кусок. Она даже не поморщилась от боли, и черточкой не повела, действовала так обыденно и уверенно, словно отрывала от хлеба горбушку. И протянула ее Сарету.
— Ешь.
— Что это?.. — Сарет вжался в ствол, с опаской косясь на подношение.
— Мое тело, дурачок. Ты же голоден? Позволь мне накормить тебя досыта. Позволь доказать любовь. В вашем мире люди делятся друг с другом своими телами?
— Да… но не так.
— А как? Расскажи! Откуси сначала от моего тела, а потом расскажи.
— Нет, спасибо. Я не голоден.
— Врешь, мальчик. Ой, как нехорошо врать! Чую я, твой желудочек уже начинает переваривать сам себя от голода. Ведь ты сам ругался с сестрой из-за того, что не смог принести себя в жертву. Накормить камень собой, чтобы камень накормил Викту. Это же то же самое, что и скормить себя ей, разве нет? Бери и ешь, пока не остыло. Я сама себя не пробовала — это запрещено — но мне говорили, что это очень вкусно.
Сарет принял кусок ее плоти — она напоминала черное желе, гладкое и скользкое. Странным образом рот неожиданно наполнился слюной, а язык сам потянулся к лакомству.
— Кушай-кушай.
Сарет хотел было откусить чуть-чуть, но кусочек сам проскользнул в его глотку и дальше утек в желудок. От неожиданности Сарет сложился пополам и закашлялся, силясь выдавить чужака.
— Теперь… Мы навеки связаны, сын.
— Что это значит? — сквозь кашель выдавил Сарет.
— Я говорю, что люблю тебя. Неужели в вашем мире так не выражают узы любви?
— Нет, — Сарет кашлянул в кулак и тут почувствовал, что ему стало… лучше. Легче. Теплее. Поразительно, но его не вывернуло наизнанку, он не выблевал холодный и склизкий кусок на землю, а ощутил… насыщение и удовольствие. Сущность не соврала. Ее тело действительно было ужасно вкусным. Лоб покрылся капельками пота от мысли, что ему хочется еще.
— А как вы выражаете свою любовь? — спросила сущность.
— Ну… — помялся Сарет, переводя дыхание, облизывая налившиеся губы. — По-разному.
Сила росла, желания тоже крепли. Он чуть не расплакался от удовольствия — так приятно это было. Ему хотелось встать и откусить еще, погрузить зубы в ее сверкающую кожу и разорвать ее плоть, добраться до начинки. Желание росло в нем, причиняя почти физическую боль.