Старые раны (СИ)

Он долго думал, не распалить ли костер, чтобы дым потянулся столбом, — тогда случайному летуну будет проще заметить их. Но так они еще больше рисковали привлечь сюда того, кто точно не собирается вызволять их из беды.

Вопросы, вопросы и сомнения переполняли их души и лились через край в долгих однотипных разговорах. Куда? Когда? Где? Зачем? А ответом всегда было лишь молчание.

Однажды Викта отказалась от протянутого ей куска лепешки.

— Ты чего? — спросил Сарет, но в глубине души уже зал ответ, который так страшил его.

— Ешь, — ответила она, укладываясь на свой лежак.

Его самые страшные ожидания стали явью.

— Ви… — беспомощно вымолвил он.

— Я поем сама.

— Нет, это глупо.

— Глупо переводить еду на обоих. Не боись — мы с камешком как-нибудь поддержим друг друга. Я уже решила.

Он хотел разразиться гневной тирадой, но отступил. Не запихивать же еду в ее рот силой. Сам Сарет уже не в состоянии пользоваться философским камнем в отличие от Викты. Силы в нем после крови десятка взрослых рок’хи хоть вычерпывай.

Еще несколько мрачных вечеров они провели на «раздельном питании». Сарет уныло жевал оставшиеся в сумке крохи, краснел и старался не смотреть на сестру. Долго им так не продержаться — следовало достать мяса в этой пустой и холодной пучине.

Викта с каждым днем выглядела все хуже, пусть и старалась держаться молодцом, не отставать и не жаловаться тяготам дороги — но по ввалившимся щекам и потухшим глазам и дураку было ясно, что одного философского камня ей явно недостаточно. В отличие от абелей, но о трансформации в таких условиях не могло быть и речи.

Лес требовал новых жертв.

— Ви…

В памяти все прошедшие дни слились тугим комком из тяжелых блужданий и пустых разговоров. Викта подняла на него свои темные, слезящиеся глаза, и чуть улыбнулась слабой, но теплой улыбкой. Внутри ее зрачков лежал ответ на его так и не высказанный вопрос — «так надо». Потом тот скрылся под ее веками, словно за плотно закрытой дверью, и оставил его в водовороте сомнений и упреков самому себе.

Кусчек хлеба выпал из ослабевшей руки, но сил нагнуться и поднять его уже не осталось.

Сарету не нужно было долго ждать, пока его сестра заснет — а последнее время она засыпала почти сразу, стоило только тьме покрыть лес, и до первых лучей утра уже не отрывала голову от лежака. Он встал, отвернулся и бессильно вжался лбом в ствол рефа, словно хотел повалить гиганта на землю.

Нет, не может он так это оставить! Разве он не мужчина, в конце концов?! Они топчут и топчут сапоги, а конца и края этому пугающему месту так и не видно. Сколько еще им идти? Неделю? Месяц? Год? Сколько еще придется в тайне лазать по рефам, сидеть там на макушках, считая удары сердца, пока холод и тревога не заставит спускаться — только бы сестра не заметила его отлучек. Небо так и оставалось девственно чистым — ни единой зацепки на много миль.

Сделай же что-нибудь! Еды больше нет. Нужно было давным-давно добыть еще. Как-нибудь. Как хочешь, надо достать и сейчас. У него есть стрелы, Сеншес их жри! Стрелы, которые в его кривых руках почти бесполезны. Да и нет поблизости туши, в которых их можно было бы запустить. Лес был мертвым и пустым сундуком, в котором они все никак не могли нащупать стен и вылезти наружу. Может ночью кто-нибудь из здешних чудовищ выйдет на охоту? Кто-то же протяжно и гнетуще подвывает ночами, так почему бы ему не быть съедобным? Слишком темно, и в каждой тени таится призрак, мерцает железная шкура и блестят оскаленные клыки. Мужик называется… съежился перед теплым огнем и дрожит, пока сестра перешла очередную черту и питается воздухом да и у этого есть граница. Даже в кустики больше не бегает — ей незачем.

Страшно даже подумать, кто загнется раньше.

Сестра спала, прижав руки к груди, по-детски чуть приоткрыв рот. Камешек теплился в ее потном кулачке, алое сияние пробивалось сквозь стиснутые пальцы. Лицо Викты выглядело чудовищно — посеревшее, с запавшими щеками и бледными, истончившимися губами. Переход достался сестре очень дорогой ценой.

Облизывая пересохшие губы, Сарет прикоснулся к ее плечу и легонько толкнул, потом аккуратно отогнул один палец. Потом второй, третий, и забрал философский камень.

Его философский камень, его несбывшиеся надежды. Ради них он пожертвовал всем, что росло в нем, но в итоге выгорело без остатка. И просто так сидеть и смотреть на то, как вдребезги бьются надежны сестры, он не собирался.

Сияние камня пока крепко, но пройдет еще несколько дней и оно ослабнет. Сарет не знал, что за существо он пленил в Барандаруде, но даже крови того десятка рок’хи тому было мало — он перерабатывал их силу слишком быстро и слишком яростно требовал еще. И если он не получит желаемое по доброй воле, то наверняка попытается взять силой. Викту, конечно же. А потом и его. И бороться с ним — пустая трата времени, ведь человеку даже при поддержке Таланта не совладать с такой силой.

Закономерный итог каши, которую заварил он, Сарет, когда решил сбежать от Рыжека и довериться своему самолюбию.