По берегу от дальних домов вьюном сбегал мальчишка.
— Ну, что? Придет Любка? - спросил его Семен.
— Ее там нет.
— А где ж она?
— Не знаю. Наверно, на станах.
— Плохо дело! Приказ надо выполнять до конца. Сбегай на станы, разузнай и доложи мне! Ну, не в службу, а в дружбу.
— Это уже не дружба, дядь Семен, а работа. А за работу деньги платят.
— Ого! Силен бродяга... А между прочим, резон. - Он достал из кармана двугривенный. - На, в кино сходишь. Стоп! - остановил он мальчика. - Давай лучше так: сбегай в магазин, принеси мне поллитру. Вот тебе деньги... И закусь - банку джема. А Люба сама придет.
Любка появилась с другого берега. Она так же стояла посреди парома и равнодушно глядела, как старик, вихляя телом, натужно сипит и шлепает по воде своим правилом. Наряд на ней был самый будничный - выгоревшая в синеватый горошек кофточка, да коротенький зеленый сарафанчик, да синие полукеды на босую ногу. И в одежде, и в ладной ее, крепко сбитой фигурке с маленькой неразвитой грудью было что-то еще детское, - и круглое личико ее исшелушилось на скулах и носу, как у школьницы, и волосы заплетены в косы. И только руки ее были полные, сильные, с налитыми от работы, красными пальцами.
Семен встретил ее пьяной ухмылкой, он поднял с земли поллитру водки, уже наполовину выпитую, и сказал:
— Салют!
— Тебе чего?
— Как чего? Тебя. Вот, за твое здоровье пил... Вдвоем со сваей. Об настил чокался, - он ткнул бутылкой в сваю.
— Оно и видно, что чокнутый, - сказала Любка, пытаясь пройти по настилу припаромка.
Семен встал, растопырил руки, загородив ей дорогу.
— Не дури! Мне на дойку пора.
— Обождут твои коровы.
— Еще чего? Думаешь - все бездельники, как ты.
— Ишь ты, какие мы важные! - Семен покрутил руками.
— Эй, обормот! Не видишь - человек занят? - сказал старик.
— Ты не туда смотришь. Ты вон куда смотри. - Семен указал старику на другой берег, где появился грузовик, но дорогу Любке уступил.
Она поднялась на берег. Семен догнал ее и обхватил сзади, облапив ее грудь, тяжело дыша ей в ухо.
— Отпусти!
— А что мне за это будет?
— Ты только об этом и думаешь...
— А ты об чем?
— Сказала б я тебе...
— Скажи.
— Отстань... ну! Вон люди смотрят.
— Иди ты!
— Дурак! - Она, упершись ему локтями в живот, с трудом вырвалась.
— Ну чего ты, чего? - забормотал он, подступая к ней снова и ловя ее за руки.
— Пусти, слышишь! Не то закричу...
— Кричи.
— Дядь Ва-а-нь!
— Ты чего, очумела? - опешил Семен, отступая.
— Ах ты, трус! Ах ты, мерзавец!..
Любка, раскрасневшаяся не то от гнева, не то от борьбы, вдруг ударила его наотмашь по уху.
— За что?
— За все.
— Бей еще!
— Другие добавят, - Любка пошла прочь.
— Может, все-таки пояснишь? - догнал ее Семен.
— А тебе непонятно?
— Допустим.
— Ты когда вернулся, что говорил? Устроюсь на работу - поженимся...
— Как же мы поженимся, если я не работаю?
— Так поступай на работу!
— Здесь, за семьдесят рэ? Нет, это не для меня.
— Ну, поедем в город...
— В общежитие, что ли? - усмехнулся Семен.
— Для чего же ты говорил? Для чего?!
— Мало ли что говорят.
— Вот именно... Язык без костей. Потешил - и пошел дальше. Ступай! Переживем. - Любка отвернулась и стала глядеть в землю, оглаживая носком дорожную пыль.
— Ты думаешь, я так, для забавы? По расчету, да? Эх ты... Я сам ничего не знаю.
— Пора знать. Ходишь, как бык в загоне, только землю топчешь. Хоть бы людей постыдился.
— А что мне люди? Может, у меня душа не лежит к этим местам. Не хочу я вилами навоз выкидывать от чужих коров.
— Заведи свою.
— Я про дело говорю. Ноне к коровам пошлют, завтра - к свиньям. А я хочу сам выбирать, делать что по душе. Поняла? Может, мне другие горизонты нужны. Размахнуться.
— Вот и ступай, размахивайся. Ищи свои горизонты.
— Ладно, - он снова потянулся к ней руками.
— Отстань! И не приходи больше на станы...
— Ты что ж там, одна, что ли? - криво усмехнулся Семен.
— Эх ты, кобеляка бесстыжий! Только приди - головешкой всю твою щетину спалю.
Поздно вечером старик паромщик сидел возле костра и ел уху. Его неуклюжий паром притулился темной глыбой к берегу. А с той стороны долго и настойчиво кричали:
— Паро-о-ом! Паро-о-ом!
Старик ел уху и ворчал себе под нос:
— И чего ты надрываешься... Пока не съем, никуда я не поеду.
— Хлеб-соль, дядь Иван, - раздалось из темноты.
Старик отвернулся от огня и с трудом разглядел пешехода. Это был Семен.
— Хлеб-соль, - повторил тот, подходя.
— Ем, да свой, а ты так постой, - ответил старик.
— А кто там орет, с того берега?
— Паро-о-о-ом! - раздалось оттуда.
— Кто его знает, - ответил старик. - Вроде бы знакомый голос, да никак не признаю.
Послушал и Семен.
— Нет, что-то не узнаю.
Он присел к котлу и бесцеремонно взял ложку.
— Куда! - сердито сказал старик.
— А стаканы-то есть? - спросил Семен, вынимая поллитру.
Старик молча наблюдал, как тот зубом сорвал металлическую пробку и, отхлебнув глоток, подмигнул старику.
— Найдутся. - Старик выплеснул чай из кружки и подал ее Семену, потом достал из мешка стеклянную банку.
Семен разлил водку.
— Ну, будем здоровы!
Старик выпил, крякнул и снова прислушался.
— Паро-о-ом! - неслось с той стороны не так уж громко.