Старые годы

Ветер совсем стих. Меншиков увидел в зрительную трубу, что шведские корабли стали вдали на якорь. Поэтому он решился провести ночь в деревне и дождаться другого дня. Назавтра, второго мая, пользуясь поднявшимся, хотя и слабым ветром, корабли приблизились к невскому устью и остановились от него в полуверсте. Из-за кустарника Меншиков наблюдал за неприятелем. Вот с борта одного корабля сверкнула красная огненная струя; белый густой дым покатился клубами по морю, и эхо понесло вдаль выстрел. Когда дым, редея, начал подниматься и растягиваться в воздухе легким: облачком, грянула вторая пушка. Вскоре затем раздались в отдалении два ответных выстрела со стены Ниеншанца, и тогда с адмиральского корабля послали бот в деревню, чтобы взять лоцманов для ввода прибывшей эскадры в Неву. Но едва бот успел пристать к берегу и едва вышли из него четверо шведских матросов, несколько семеновских солдат выскочили из-за кустарника, овладели ботом и одного матроса схватили. Товарищи его убежали. С эскадры этого ничего не видали, потому что деревню заслонял со стороны моря лесистый остров (нынешний Гутуевский). От схваченного матроса узнали, что эскадрою командует вице-адмирал Нуммерс и что она прислана для защиты Ниеншанца. К вечеру два корабля отделились от эскадры и стали на якорь перед самым устьем Невы. В реку не вошли они, потому что стемнело. Между тем ветер снова стих совершенно. Эскадра простояла шесть дней на якоре со второго до седьмого мая в совершенном бездействии за безветрием.

В ночь с шестого на седьмое мая тридцать ботов, наполненных Преображенскими и семеновскими солдатами, плыли по Неве от Ниеншанца. Половина из них отделилась и въехала в Фонтанку, другая поплыла далее и пристала к лесистому берегу Васильевского острова. Солдаты остались в ботах, а Меншиков и подполковник Карпов вышли на берег.

— Какая холодная ночь! — заметил Карпов.

— А вот скоро будет очень жарко, — сказал Меншиков. — Его величество, я думаю, уже проехал половину Фонтанки. Что бы нам не прозевать сигнальной ракеты! Надобно так рассчитать, чтобы мы могли в одно время напасть на шведские корабли: его величество от деревни, которая на взморье, а мы — отсюда.

— Не прикажете ли отпустить теперь наших двух языков? Теперь уж они, кажется, нам более не нужны. Все острова уже осмотрены и сняты на карту.

— Нет еще. Я до вашего приказания не велел их отпускать. Они теперь в одном из ботов, под надзором солдат.

— Отпустите их. Неужели их нам тащить с собою в сражение! Только мешать будут. Прикажите позвать их ко мне.

Вскоре Василий и Густав подошли к Меншикову.

— Ну, благодарю вас, друзья, за вашу службу, — сказал им Меншиков. — Теперь вы можете идти куда хотите. Все ли отдано вам, что было с вами, когда мы вас взяли в языки?

— Нет, ничего еще не отдано, ни лодки нашей, ни ружей, — отвечал Густав.

— Где же это все? — спросил Меншиков у Карпова.

— Лодка их привязана к моему катеру, и ружья сданы на сбережение капралу.

— Возвратить им все и отпустить. Ну, ступайте, любезные друзья! Благодарю за службу. При случае постараюсь и наградить вас чем-нибудь, а теперь некогда.

— Если вы были довольны моей службой, господин губернатор, то можете наградить меня теперь же, — сказал Василий.

— Тебе уже сказано, любезный, что некогда. Теперь мне не до тебя. Ступай.

— Награда, о которой прошу, состоит в том, чтобы вы позволили мне сесть в бот вместе с солдатами, которые называли меня изменником, и ехать с ними на сражение.

— Ого, какой же ты храбрый! Нет, мой друг, это сделать мудрено.

— Сделайте милость, господин губернатор! Увидите сами, как я буду драться. Прикажите мне дать тесак, сумку с патронами да возвратить ружье мое.

— Нельзя, нельзя, друг мой.

— Сделайте милость! Окажите благодеяние!

Василий бросился к ногам Меншикова.

— Что с ним станешь делать! — сказал Меншиков, обратясь к Карпову.

— Позвольте ему, Александр Данилович! — сказал подполковник. — Что ж в самом деле. Один человек лишний солдатам не помешает. Притом сражение будет на воде, а не на сухом пути. И для солдат-то это новинка.

— Да почему ты так неотступно просишь? — спросил Меншиков Василья.

— После узнаете! Может быть, мне удастся заслужить от вас спасибо, может быть, я порадую этим отца моего, который… Не расспрашивайте теперь. Позвольте ехать, окажите благодеяние.

Говоря это, Василий обнимал ноги Меншикова.

— Ну, нечего с тобой делать! Вели, Карпов, дать ему из обоза тесак и сумку с патронами да возвратить его ружье.

Василий готов был запрыгать от радости. Он подошел к Густаву, обнял его и сказал вполголоса:

— Прощай, друг! Может быть, мы уж не увидимся больше!

Потом прибавил шепотом:

— Скажи моему отцу, что авось заслужу я ему царское прощение.

— Прощай, Василий, — сказал Густав, обнимая его. — Ты делаешь большую глупость! — прибавил он тихо. — Отцу не поможешь, а самого убьют. Мудрено разбить шведов. Их много приехало на кораблях.

— Нет, уж я решился! Прощай!

Густав удалился, а Василья посадил Карпов в бот к солдатам, у которых он был до того под надзором. Ему дали ружье, тесак и сумку.