Старые долги

— Пять-шесть младших научных да двух старших — мы бы развернулись! — мечтательно прищелкнул языком Василий Васильевич, как бы просмаковав свои слова. — Даже без старших! Молодежь нужна. Ученики! Столько накоплено знаний, столько идей, концепций — на десятерых хватит, — продолжал он, внимательно наблюдая, как бегает карандаш Олега Ксенофонтовича по листку настольного, для памяти, календаря.

Написав несколько строк и подчеркнув одну из них, тот предупредил тотчас:

— Вы же знаете, я ничего не решаю. Могу лишь подсказать товарищам.

— Добрый совет двух решений стоит, — осторожно произнес Василий Васильевич, не позволив себе на этот раз не то что подмигнуть, но даже улыбнуться, чтобы таким образом не выразить сомнение в искренности хозяина кабинета.

На том и расстались. Олег Ксенофонтович проводил гостя до самых дверей и сердечно простился с ним. Оказавшись в коридоре, Василий Васильевич медленно двинулся по ковровой дорожке к лифту, порой даже останавливаясь и оглядываясь. На душе у него было смутно: слишком уж противоречивыми оказались чувства, которые испытал он, узнав, что Юрчиков отныне работает с Олегом Ксенофонтовичем. Здесь было и прошлое, проверенное временем, доброе отношение его к Геннадию, и возникшая в последние дни неприязнь, и досада, что отдал парня, хотя, как выяснилось, вполне мог бы оставить у себя, и облегчение, что не придется работать вместе, неизбежно вспоминая при этом о своих семейных неполадках. Василию Васильевичу сейчас бы радоваться столь удачно проведенной в этих стенах операции, помечтать о тех возможностях, которые открываются перед ним: шутка ли — иметь в своем распоряжении десять новых сотрудников, которые будут развивать его идеи, его концепции!.. А он в нерешительности, совершенно не свойственной ему, топтался в коридоре, поскольку никак не мог определить свое отношение к Геннадию, а значит, выразить это отношение в действии. Но так долго продолжаться не могло, Соловьев привык действовать незамедлительно. И если сразу же, не раздумывая, не отправился из кабинета Олега Ксенофонтовича разыскивать Юрчикова, то это могло означать лишь одно: он не был готов к такой встрече. Оглянувшись в последний раз на двери, за одной из которых ныне работал его любимец, Василий Васильевич зашагал, как всегда, стремительно, так что ковровая дорожка, рассчитанная на сдержанных людей, обитающих здесь, заерзала у него под ногами.

Решение, принятое им, было правильным, что и доказали последующие события.

Они столкнулись возле лифта, когда Геннадий выходил из него.

— А-а! — насмешливо воскликнул Василий Васильевич. — Фараон египетский! Повернитесь, ваше высочество, поглядим, как вы смотритесь на этом фоне…

Он безуспешно старался повернуть Геннадия и в конце концов сам был вынужден обойти вокруг него.

— Непривычно, наверное? Другая среда, другие порядки… Ничего, обвыкнешься…

Он спрашивал и сразу сам себе отвечал не только потому, что был все же несколько растерян, но и потому еще, что Геннадий вел себя странно: молча, с вежливо-дружелюбной улыбкой смотрел на суетящегося Василия Васильевича, и взгляд его был зеркально-непроницаем, хотя и доброжелателен.

— Благодарю вас, я отлично вписался, — произнес он наконец негромко и как бы несколько замедленно. — Вы ко мне? Нет? Тогда приветствую…

С этими словами, сделав скупой прощальный жест, Юрчиков неторопливо двинулся по коридору, и Василий Васильевич, оторопело уставясь ему вслед, невольно отметил, что идти Геннадию по упругой ковровой дорожке удобно и приятно. Какое-то время Соловьев еще надеялся — Юрчиков повернется, рассмеявшись, скажет: «Вот как я вас, а! Получается?» Но тот исчез в глубине коридора, и Василий Васильевич, оскорбленный в лучших чувствах, поторопился покинуть место, где разыгралась нелепая сцена.

Впрочем, он довольно быстро пришел в себя, наконец-то определив отношение к Геннадию. Неблагодарный мальчишка — тут и думать было не о чем! Зато картина прояснилась: отцовские чувства, телячьи нежности побоку; как ни трудно, но он справится. Деловые контакты, не больше. Если бы Юрчиков не работал ныне с Олегом Ксенофонтовичем, и в этих контактах не было бы нужды. А со временем все станет на место: Геннадий захочет и степень ученую получить и печататься… Как все.

Дежурный у входа, принимая пропуск из рук Василия Васильевича, почтительно откозырял ему, и это означало, что Соловьев, пока спускался на лифте, уже успел обрести обычное душевное состояние и сознание своей значительности.

XV

Никто не понимал, почему Гена Юрчиков вновь появился в институте. Приходил как на работу, иногда на пару часов, иногда на весь день. Больше сидел в библиотеке, но не избегал и лаборатории.

— Ты что, вернулся? — допытывались ребята.

— Работайте, товарищи, работайте, не отвлекайтесь, — отвечал Геннадий несерьезно.