Старые долги

Началось все с протеже Василия Васильевича — родственника директора издательства. Родственник вот уже неделю лежал у нее в отделении; ничего серьезного, просто мнительный тип, набравший из медицинских справочников дюжину болезней. Пять лет назад, еще до приезда в Ярцевск, Ирина Георгиевна исцелила его уколами витамина B₁. Она очень не хотела вновь иметь с ним дело, но Василий Васильевич настоял.

Родственник, как окрестила его про себя Ирина Георгиевна, смертельно надоел ей. Он ловил ее постоянно в коридоре, покорно выслушав разъяснения, просил провести дополнительные исследования, назначить новые процедуры и добавлял, сладко улыбаясь:

— Я в долгу не останусь. Хотите, устрою передачу из больницы — телерассказ о вашей работе? На экране вы будете выглядеть как кинозвезда!

Доктор Соловьева считалась опытным хирургом и, наверное, стала бы неплохим администратором — ей не раз предлагали соответствующую должность, но она неизменно отказывалась. Зачем? Она жена Соловьева! Этого достаточно. К тому же она считала: мужчинам власть придает мужественность, у женщин отнимает женственность. Ирина Георгиевна не хотела терять женственность даже в глазах своих пациентов, обезличенных болезнями, больницей, плохо скрываемым страхом перед операционным столом, бродивших по коридорам в застиранных до дыр пижамах. Она входила в палаты властная, женственная, яркая, деловая, нарядная даже в белом халате, десятки глаз, почтительных и восхищенных, следили за каждым ее движением. Она требовала от своих молодых коллег: «Девочки, старайтесь всегда выглядеть красивыми. Это сильнодействующее лекарство!»

Если Ирина Георгиевна в конце концов согласилась участвовать в телепередаче, то совсем не из тщеславия или карьерных соображений. В тот момент она думала лишь об одном: о том, что Геннадий увидит ее такой, какой еще никогда не видел — кинозвездой! На мальчика это должно произвести впечатление.

Родственник оказался на редкость деловым человеком. С кем-то созвонился раз-другой прямо из больницы, и уже назавтра к Ирине Георгиевне явились двое шустрых молодых людей в замшевых куртках — оператор и режиссер, осмотрели больницу, поговорили с Соловьевой, определив ее роль в предстоящем действе. Решили, что будут снимать операцию как творческий акт: раздумья хирурга, психологическая подготовка больного, отношения его с врачом и прочее… Ирина Георгиевна не возражала: в неуклюжем операционном халате и маске она никак не могла бы показаться Геннадию привлекательной. Однако выслушала она все эти наивности с улыбкой: доктор Соловьева привыкла держать своих пациентов на почтительном расстоянии.

Итак, все было готово к операции, только… оказалось, что некого оперировать. Совсем недавно Ирина Георгиевна сделала блестящую резекцию желудка бойкому ярцевскому старичку, въехавшему в операционную с молитвой на устах («Не тому богу молишься, дед, вон он, твой бог, — в халате», — сказала Катя, хирургическая сестра). На днях уложила в гипс юнца, слетевшего с мотоцикла: множественный перелом бедра, по кусочкам собирала четыре часа («Учтите, доктор, мне через две недели выступать на соревнованиях!» — «Ты что, с детства дурак или сейчас мозги отшиб?» — поинтересовалась Катя). А тут, как назло, ни одного. Впрочем, лежал один, приезжий; Ирина Георгиевна никак не могла решить, что с ним делать. Похоже было на приступ хронического аппендицита, но такой стертый, нетипичный. Вчера она пришла к выводу: оперировать! Конечно, этот вывод ни в коей мере не связывался ею с предстоящей съемкой. Но сообщив об операции — все через того же родственника, как бы ненароком, мельком, — она волновалась гораздо больше, чем ожидала.

Осматривая впервые неделю назад больного, который сегодня должен был лечь под ее скальпель, Ирина Георгиевна сразу же отметила: с положением дядя, чувствуется. Хотя откуда бы взяться дяде с положением в ярцевской больничке? Пригляделась внимательнее: да, простоват. Забылась на минуту и опять: ух ты!

В общем-то, ей было все равно, кто попадал в ее руки. Круг знакомств Ирины Георгиевны определялся знакомствами мужа, удивить ее тут было трудно. Тем не менее, снисходительно выслушав наивные рассуждения молодого режиссера насчет психологической подготовки к операции, Ирина Георгиевна теперь с удивлением ловила себя на том, что постоянно думает о ней, а еще больше о больном, которому предстояло сегодня стать ее невольным партнером в задуманном спектакле.

Замшевые куртки собирались приехать к двенадцати; время еще имелось.