Старые долги

В глазах шефа Олег Ксенофонтович был человеком умным хотя бы уже потому, что все мало-мальски серьезные дела решал, согласовывая их предварительно не только со своим начальством, но и со Стариком, после чего проводил в жизнь с неуклонной последовательностью отлаженного механизма. Поскольку многие, наоборот, не решали сколько-нибудь серьезных дел, не согласовав их предварительно с Олегом Ксенофонтовичем, шеф вполне мог чувствовать удовлетворение своими отношениями с ним. Единственным неудобством, которое испытывал Старик в общении с Олегом Ксенофонтовичем, было ощущение его научной некомпетентности. Однако он умел так своевременно замолчать в нужный момент, когда разговор заходил о конкретных научных проблемах, что ощущение никогда не становилось фактом. Так что этот его недостаток с лихвой покрывался его достоинствами; гораздо чаще в своей долгой жизни шеф встречал людей, которые в такой ситуации не только не умолкали, но заставляли помалкивать других, лучше знакомых с делом. По мнению Старика, Олег Ксенофонтович принадлежал к числу тех молодых людей, у которых есть возможности совершенствоваться, чтобы в конце концов отвечать высоким требованиям, которые он предъявлял к Человеку. Шеф был несколько обескуражен, узнав, что Олег Ксенофонтович задумал решить эту проблему просто, подготовив кое-какие и кое-как материалы для диссертации, тем не менее мысль о неиспользованных возможностях этого достойного молодого человека не покидала Старика. Она пришлась очень кстати сейчас, когда шеф раздумывал над своей комбинацией.

Тем же вечером он отправился на юбилей одного почтенного коллеги, на который не должен был и не собирался ехать, поскольку юбиляр в свое время попортил ему немало крови, а Старик, само собой, не остался в долгу. Взволнованный неожиданной честью, юбиляр долго не мог успокоиться и все порывался рассказать гостям о былых битвах за научный прогресс, где они с шефом действовали плечом к плечу, и тот все подтверждал и даже сам припомнил один за другим несколько таких эпизодов. Юбилей, как известно, — вечер воспоминаний, и не было ничего удивительного в том, что Старик отдал им дань. Но собравшиеся в зале отметили одну особенность. О чем бы ни говорил Старик в этот вечер, о чем бы ни вспоминал, все сводилось в конце концов к одному: достопочтенный юбиляр достиг замечательных результатов в своей деятельности исключительно по той причине, что не замыкался в кабинете, а всегда был на переднем крае науки. «Помню, приехали мы перед войной на Баренцево море, — говорил Старик, сопровождая каждую фразу любезной улыбкой, скользящей по лицу, как неоновая реклама по фасаду здания. — Кое-что нужно было испытать… Брег пустынный, шум волн… И вот из этих волн — подводная лодка. И кто бы вы думали первым из рубки? Наш почтенный юбиляр! Как, хе-хе, Нептун, только вместо трезубца в руках антенка выносная… Оказывается, уже неделю здесь…» Когда шеф, безбожно перевирая не только даты, но и факты, стал рассказывать о четвертой встрече с юбиляром — на этот раз среди вечных, снегов в горах, где строилась физическая станция-лаборатория, — гости насторожились. Некоторые шаблонно отметили: «Сдал Старик, совсем сдал…» Но многие, зная о высоких связях шефа и о том, что он словечка попросту не скажет, сориентировались правильно, решив, что мысль, к которой он столь упрямо возвращался, не что иное, как  н а п р а в л е н и е, может быть даже подкрепленное и  р е ш е н и е м, пока не обнародованным, чтобы не волновать преждевременно любителей кабинетного образа жизни. Слова шефа произвели в этом смысле известное впечатление, так что гости принялись переглядываться и перешептываться; только пышный банкет, последовавший за торжественной частью, заставил гостей успокоиться. И то на время; уже назавтра о выступлении Старика знали в различных организациях, представители которых присутствовали на юбилее, в том числе и в главке. Для шефа не было неожиданностью, когда на другой день в мимолетном деловом телефонном разговоре с неким весьма ответственным лицом он услышал одобрительное: «Слышали, слышали о вашем выступлении. Очень своевременно напомнили. Вы правы, засиделись некоторые товарищи в кабинетах…»

И только после этого Старик вызвал Билибина.

— Возглавишь рабочую группу, Кеша.

— Не уверен, — ответил Иннокентий Павлович. — У меня своих дел по горло. — Билибин поелозил по нему ребром ладони столь энергично, как будто хотел перерезать. — А что же Соловьев? Формально он вел тему.

Старик весело блеснул мелкими фарфоровыми зубками.

— Мы не формалисты, Кеша! И в этом наша сила. Впрочем, если ты настаиваешь…

— Я не настаиваю, — поспешно проговорил Билибин.