Старые добрые времена

Макиавелли тоже изучал Клеопатру, и то, что он видел, ему нравилось. Царица не была красавицей - лицо слишком удлиненное, нос чересчур великоват, губы излишне тонки. Афродитой ее никто не назовет. Но в ней чувствовалось нечто такое, чего были лишены самые прекрасные женщины, которых он знал: сильный ум и магнетическая привлекательность. Тело, просвечивающее сквозь шелковую голубую накидку, выглядело маленьким, гибким, полным жизни, женственным, волнующим. Лицо излучало энергию.

Вопрос - что означало ее появление здесь, среди двойников? С какой стати инженеры оживили ее? Надо срочно обсудить эту проблему с Цицероном.

Когда Макиавелли прибыл, уже наступил полдень, и Цицерон прогуливался в саду. Это был прекрасный сад, где цвело и благоухало все, что только может произрастать в Италии. Здесь даже имелся небольшой водопад. За садом находилась вилла Цицерона, прекрасная имитация настоящей римской виллы. Здесь Цицерон проводил много времени, здесь же он делал заметки единственной в своем роде, не поддающейся расшифровке скорописью.

- Приветствую вас, Цицерон, - сказал Макиавелли.

- Очень кстати, что вы появились, Никколо, - ответил Цицерон. - Присядьте, выпейте бокал фалернского.

Макиавелли сел и принял протянутый бокал. Ему нравилось бывать здесь. И не только потому, что его привлекало само это место и спокойствие, всегда царившее на вилле; ему доставляло большое удовольствие беседовать с Цицероном. Оба они были политиками, оба обладали классическим складом ума, несмотря на то, что жили в эпохах, отстоящих друг от друга на полторы тысячи лет. У Макиавелли было гораздо больше общего с Цицероном, чем с королевой Викторией или Фридрихом Великим, хотя хронологически они были ближе ему.

- У меня интересные новости, - сказал Макиавелли.

- Прекрасно. У меня тоже. Но давайте поговорим за обедом. Публий, мой повар, не любит ждать.

Во время обеда по настоянию Макиавелли Цицерон рассказал о новом городе, который он посетил вместе с Бакуниным. Макиавелли проявил вежливое удивление, но не более того. Ел Цицерон мало и за обедом выпил всего два бокала вина. Он с нетерпением дожидался сведений Макиавелли, однако разговор как-то незаметно ушел в сторону, коснувшись того, как много для них значат физические условия. О двойниках нельзя было сказать, что они обладают сенсорным аппаратом в обычном смысле этого слова. Теоретически двойники не должны были ощущать вкус, запах и прочее. Фактически же дело обстояло иначе, и это ставило в тупик ученых, их хозяев.

- Как может информация чувствовать? - удивлялись они.

Даже мудрый Цицерон не знал ответа. Возможно, это был просто самообман, порождаемый восстановленным разумом. Возможно, для того чтобы мыслить, людям необходимо ощущать свои физические связи с окружающим миром, и, поскольку таковые на самом деле отсутствовали, они непроизвольно симулировали их. В соответствии с этим предположением виртуальные двойники некогда живых людей теперь сами продуцировали виртуальные чувства. Умники-ученые считали также, что у двойников не может быть никакого секса. И снова они ошибались: сексуальные связи - или что-то очень на них похожее - возникали в Мире Двойников на всем протяжении его существования.

- Вы обсуждали эту проблему с Джоном Сикисом? - спросил Макиавелли, имея в виду нового главу компании, сконструировавшей Мир Двойников.

- Я сказал ему, что не знаю ответа на эти вопросы, - объяснил Цицерон. "Вы эксперты в этом деле, не мы. Мы - просто объекты ваших экспериментов. Подопытные кролики, так, кажется, говорят". Вот что я ему сказал.

- И что он ответил?

- Имел наглость спросить меня, какого рода сексуальные связи больше всего нравятся двойникам.

- И что вы сказали ему?

- Что это в высшей степени личный вопрос. Но он все равно не унялся. Спросил, действительно ли я получаю удовольствие. А разве кто-то стал бы этим заниматься, если бы дело обстояло иначе, ответил я ему.

- Но ведь это непохоже на настоящую сексуальную связь?

- Прошло больше двух тысяч лет с тех пор, как у меня была настоящая связь, - напомнил Цицерон. - Мои воспоминания об этом божественном наслаждении в значительной степени потускнели. Но то, что доступно нам здесь, тоже неплохо.

- Один из поэтов спустя тысячу лет после вас написал такие слова: "Могила, конечно, прекрасное и уединенное место, но никому не приходит в голову здесь целоваться" <Эндрю/>(1621-1678), английский поэт.>.

- Ну, мы можем своими глазами убедиться, что он ошибался, - возразил Цицерон. - Если это могила, то ни о какой уединенности и речи быть не может. Люди, такие же, как вы сами, могут вторгнуться к вам, когда им вздумается. Что же касается поцелуев... Ах, я все еще не утратил надежды, что Сикис возродит к жизни мою жену. - Он вздохнул. - Но скажите, Никколо, зачем вы хотели видеть меня? Какие у вас новости?

- Туллий, среди нас появилось новое лицо.

- Кто, скажите, умоляю вас?

- Полагаю, ваша знакомая. Некая Клеопатра, возлюбленная сначала Цезаря, а потом Марка Антония.

- Это интересно, - сказал Цицерон.