– Нет, – пожала плечами я.
– Это Славка Кузнецов, – коротко пояснила Этти.
– Извини, мне это имя ничего не говорит.
– Действительно, – улыбнулась подруга, – он крайне влиятельный чиновник от науки, может зарубить любую диссертацию. Вот с ним наши Танюшки готовы на любые действия. Едем дальше. У катафалка, с роскошными розами в руках, Злата Поварова. Ну дама, за спиной которой два мужика, на шкафы похожие, увидела?
Я кивнула.
– Злата жена человека, имя которого лучше вслух не произносить, – вздохнула Этти. – Господин из бандитов, сначала просто кошельки тырил или квартиры грабил, не знаю, честно говоря, чем промышлял, а потом «сделал карьеру», спер что-то совсем ценное, небось золотой запас России уволок или нефть из страны выкачал и сразу стал уважаемым членом общества. Ревнивый, жуть, Злату одну никуда не отпускает, с ней всегда охрана. Тут мы недавно компанией в ресторане были, очень я веселилась, видя, как ее стерегут. Сначала ищейки маячили у бедняги за спиной, каждое блюдо обнюхивали, оглядывали и по кусочку пробовали. Самый цирк начался, когда мы в дамскую комнату отправились. Один вперед побежал, дверь распахнул, помещение оглядел, даже за унитаз нос сунул, потом впустил Злату в кабинку и стал у дверцы с пистолетом в руках. Я чуть от смеха не описалась. Может, она и рада муженьку рога наставить, только с такой тотальной слежкой ничего не получится.
Даже если предположить на минуточку, что она сумеет договориться с секьюрити, упросит их каким-то образом не стучать мужу, то представь себе реакцию любовника!
Он со Златой под одеяльцем, а вокруг вооруженные до зубов парнишки. Если же серьезно, то если со Златой чего плохое случится, охранникам не поздоровится, они «тело» наедине ни с кем не оставят.
Так, кто у нас еще остался? Галка Крапивина. Пустой номер, в марте замуж вышла, у нее с мужем полная любовь-морковь. Аня Шорохова. Ну тоже маловероятно.
Она в Израиле давно живет, я очень удивилась, когда ее увидела. Наверное, приехала, позвонила Злате, а та ей и рассказала. Похоже, любовница не пришла, может, постеснялась, она небось не из наших, а может, Верки побоялась. Вон, смотри, чего выкаблучивает!
В этот самый момент гроб, сверкающий на солнце красными полированными боками, начали вынимать из катафалка. Вера, закутанная с головы до ног в черный широкий платок, завыла на высокой ноте.
– О-о-о, мамочка родная, за что, почему, о-о-о…
– Да уж, – хмыкнула Этти, наблюдая, как двое мужчин пытаются поставить на ноги грузное тело вдовы, – вот оно, простонародье. Раз похороны, значит, обязательно нужно выть и бросаться на гроб. Отвратительное неумение держать себя в руках!
– Зря ты так, – укорила я Этти, – все-таки она жена, сама знаю, как тяжело хоронить мужа.
– И тем не менее ты не выла и не дергалась.
– У меня просто не было никаких сил, рыдала дома, когда все ушли, – прошептала я.
– Ты любила моего сына, – сухо ответила Этти, – причем по-настоящему, была к нему очень привязана.
А у Веры с Андреем, во всяком случае, в последние годы никакой теплоты не наблюдалось. Жили рядом по привычке. Теперь же она кликушествует, и от этого особенно противно. Ладно, пошли.
– А это кто, не знаешь? – поинтересовалась я, украдкой показывая на женщину, прислонившуюся к автобусу.
– Нет, – покачала головой Этти, – наверное, из похоронного бюро, около водителя стоит, и цветов нет.
Пристроившись в хвост скорбной процессии, мы с Этти вошли внутрь холодного, гулкого зала. Полная дама со старомодной «башней» на макушке, навесив на лицо скорбное выражение, вещала хорошо заученный текст:
– Сегодня мы прощаемся…
Со всех сторон слышались деликатные всхлипывания, и только Вера орала почти на пределе голосовых связок:
– Андрюшенька, родненький, вернись…
– Эк ее разбирает, – поморщилась Этти, – ну спектакль, сейчас в обморок грохнется.
Словно услыхав последнюю фразу, вдова взвизгнула фистулой и рухнула. Но очень аккуратно. Вера не шмякнулась со всего размаху затылком о каменный пол, а тихонечко начала сползать по стене. Естественно, ее тут же подхватили под локти, поднялась суматоха, один человек нес воду, другой давил ампулы с нашатырным спиртом.
Баба с «башней», торопясь завершить процедуру в нужное время, нажала на кнопочку. Гроб с легким шуршанием уполз за занавески. Кульминационный момент оставили без внимания, потому что большинство присутствующих столпилось вокруг грузного тела Веры, безвольно лежащего на составленных стульях.
– Надо же, – зло ехидничала Этти, – ухитрилась на похоронах мужа сделать себя главным действующим лицом. В этом весь Верунчик, вполне в ее духе.
– Ты давно знаешь Калягину? – машинально поинтересовалась я, следя глазами за служащей похоронного бюро, которая тоже вошла в ритуальный зал. Водитель остался во дворе, а женщина стояла сейчас у задернутых занавесок, тех самых, за которыми скрылась домовина.
Лицо ее выражало неподдельную, совершенно не служебную скорбь.