Старт

Мы исполняем приказ: хотя бы соблюсти это расстояние, не укорачивать его. И главное — передвигаться след в след, хоть немного облегчить себе каждый шаг, требующий уже неимоверного труда.

Только длинноволосый молодой человек, закрученный вьюжным вихрем, упрямится. Ветер толкает его, а он отпихивается от ветра локтями, словно борется с живым существом, вертится, ищет удобной позы и места, куда ступить, чтобы удержать равновесие.

Никифору, ответственному за технику восхождения, уже некогда следить за движением всей группы, оглядывать пройденный путь, регулировать темп; приходится возиться с этим недисциплинированным: чтобы ступал, как другие, след в след, приходится направлять его, спорить с ним резкими жестами — внемую.

Длинноволосый слушается неохотно, кричит сквозь вихрь:

— Хватит меня доводить! Лучше ветер уйми!

Мы уже едва различаем, что это Дара. Почти ничего в ее фигуре не напоминает о женственности. Но общая воля группы делает свое. Дара должна подчиниться, поравняться с остальными.

У группы нет пола. Длительное общение уравняло нас. Мы ведь все равны, вот и оба пола сравнялись.

Только влюбленная Зорка сохраняет девический вид, вопреки мужским трудностям пути. Она — олицетворенная лучистая женственность, не нарушающая, однако, общего, равного движения вперед.

Любовь — самая сильная самозащита.

Находка

Бредем вслепую.

Издали — тревожное бренчание. Оно пронзает наш слух, как тревожный колокол. Но мы не хотим слышать, мы оглохли, мы одержимы единственным желанием: не останавливаться.

А ветер все лупит ветвями низкорослой сосенки по жестяной консервной банке. А мы проходим мимо, не поднимая глаз. Отчаянный колокольчик заливается в подсознании.

Кажется, все прошли, не обратив внимания…

Только своевольная Дара в который раз отклонилась, споткнулась. Резко отскочила, словно наступила на змею.

Наклоняется, поднимает засыпанную снегом жестяную банку. В изумлении узнает собственный груз, брошенный на пути. Что это? Сон?

Толпимся вокруг. Чей-то ботинок наткнулся и на вторую банку, она уже довольно глубоко под снегом.

— Ходим по кругу! — раздается чей-то голос.

— Топчемся на одном месте! — добавляет другой.

— Я давно почувствовал… — роняет Никифор.

— И не предупредил? — сердится вожак.

— Главное — двигаться, иначе замерзнем! — стоит на своем соперник вожака.

— Топать по кругу, как слепая лошадь, — в этом твоя дисциплина?! — мстительно кричит Никифору Дара.

— Если бы я заговорил, вы бы заявили, что я нарочно мешаю восхождению! — защищается тот.

У Насмешника тоже язык без тормозов:

— Будто мы не помним, что случалось, когда ты ходил в вожаках!

— Что же конкретно? — вызывающе спрашивает бывший вожак.

— Ну зачем?! — Бранко пытается прекратить нарождающуюся ссору.

Но Насмешника уже не остановить:

— Раздавал награды своим приятелям, приписками занимался!..

Приступы гнева часто приводят к безрассудству. С головой уйдя в скандал, мы способны забыть и опасность и долг. Цель исчезает из глаз, ослепленных злобой.

Асен, как всегда, вне групповых конфликтов. Он пытается вернуть группу к реальности. Подсовывает банки нам под нос:

— Консервы — новый тип компаса!

И сторонний наблюдатель необходим в группе. Его трезвость заставляет нас опомниться. Вожак оглядывает каждого. Мы глядим на жестяные банки.

— Что это с нами? — спрашивает Найден.

Этот вопрос возвращает нас к самим себе.

Все взгляды сосредоточились на Никифоре. Он прежде был вожаком, у него большой опыт. Может быть, ему что-то пришло на ум за время его молчания? Но Никифор нем, как скала.

— Ну скажи, Никифор! — просит, стуча зубами, Мерзляк.

Здесь, на высоте, выходит наружу все копившееся в наших душах электричество. Мы понимаем всю нелепость и неуместность этого, но все равно готовы со злостью биться на кулачках.

Вот и Никифор выдает то, что мучило его:

— Спрашиваете?! А почему не спрашивали, когда без меня маршрут составляли?!

Димо становится выразителем общего мнения:

— А ты почему молчал?

Вожак цедит сквозь зубы:

— Нарочно оставил меня все решать самостоятельно, чтобы после обвинять!

— А ты не больно-то любишь, когда вмешиваются в твои дела! — бросает Никифор злобно.

— Кто? Я? — вспылил вожак.

И всё! Ничего вокруг: ни холода, ни вьюги — одна лишь слепая ярость.

— Опомнитесь! — кричит Асен.

— Нашли время скандалить! — Дара машет рукой, но и ее голос звучит бранчливо.

Вожак грозно обращается к Асену:

— Ну разве я не прав?!

— Знаешь, у меня сознание отключается при скандалах! — откровенничает Асен.

И вожак внезапно трезвеет. Слово «скандал» — пугало для начальства во всех его видах. Скандалы дискредитируют всех на свете вожаков и начальников как неспособных установить единомыслие.

Найден превозмогает гордость и серьезно спрашивает Никифора:

— Так что, возвращаемся?

— Поздно! — рубит тот, наслаждаясь унижением соперника.

Скульптор бросает короткий взгляд на Мерзляка. Теперь нам не до насмешек! Соперничество вожаков грозит нашей жизни!

Но Найден уже готов проглотить все обиды. Он снова обращается к Никифору:

— Так что же ты посоветуешь?

— Пусть группа решает! — отвечает тот.

Вожак оборачивается к нам:

— Назад или вперед?