«Вы виновны не более любого из нас. Любой из нас когда-либо оставил за собой расшатанный клин.
Жертва Стефки осталась бы нелепым поступком, если бы не заставила нас быть более добрыми, внимательными, более ответственными. Ваше письмо доказывает, что она погибла не напрасно.
Стефка не проверила, как держится клин, но у нее есть оправдание: она спешила спасти человеческую жизнь.
А мы, хотя и у нас есть оправдание, были бы непростительно виновны перед ее памятью, если бы продолжали оставаться прежними».
Но это письмо показалось Момчилу напыщенным. И он передал все дело Поэту:
— Слушай, надо человека успокоить!
— Как писать, так я!
Наверно, у поэта слегка изменена структура зрачка. Он все видит под острым углом.
Случай с расшатанным клином приводит его к довольно крутым мыслям:
Момчил скрыл от своих родителей, что совершил то, для чего, возможно, и был создан: спас чужую жизнь. Но какая-то газета попала в руки соседей. Те бросились, ошеломленные, в тихий домик, где — надо же! — вырос герой!
Отец и мать читают и не верят. Да он ли это? Озорник Чило! Возможно ли? Альпинистом стал и не спросился! А если бы спросил их?
Момчил в столице изучал биологию, увлекался новыми открытиями в области молекулярной теории генетического кода, носителя наследственности, и совсем не задумывался о стариках, чью наследственность воспринял.
А они не могли заснуть по ночам. Особенно отец. Ему представлялись каменные глыбы, головокружительные пропасти, угрожающие сыну. Отец преисполнялся ужасом и торжеством. Хотел написать сыну о своей отцовской гордости за него, но та же гордость не давала.
Наконец письмо получил Мерзляк. Он вздрогнул, ощутив всю силу чувств этого чужого отца:
«Милый юноша!
Из газеты случайно узнал о вашем подвиге. Больше всего меня взволновало то, что вас было двое. Дружба, прошедшая через такое тяжкое испытание, остается на всю жизнь.
Я не знаком с тобой, но чувствую тебя близким. Я могу спокойно умереть, зная, что сын мой имеет такого друга.
Я испытываю двойную радость, вживаясь в радость того отца, сын которого спасен вами.
Мне хочется еще многое сказать, но слезы застилают глаза.
Крепко жму твою смелую и верную руку —
Мерзляк показал письмо Момчилу, но не отдал, а оставил во внутреннем кармане куртки. Ему казалось, что это письмо согревает его.
А сын тогда еще был слишком юн, слишком поглощен наукой и горами, и лицо его было ясным.
И мы не посмеивались еще над его суеверностью.
Осень стареет, и город превращается в обнаженную, ветреную, туманную и размокшую серость. Лучше нет времени для сосредоточенности на своих мыслях.
Момчил допоздна засиживался над французской книгой по биологии. Копался в словаре. Не находил нужных слов. Неужели в языке появилось столько новых слов и в старых словарях их уже нет?
Он погружается в мир генов. Там время течет стремительно. Элементарные частицы движутся со скоростью, превышающей скорость света. Каждая частица клеточного ядра — каждый миг повсюду и нигде. Неуловима. Случайность властвует бесконечным числом мутаций. Жизнь — результат случайности. Почему же тогда так поражает нас своей нелепой случайностью смерть?