Старт

— Кажется, я от рождения в ссоре с каждой скалой! — Дара морщится, то ли от солнца, то ли от его взгляда.

Асен пытается примирить ее с горами:

— У каждой скалы — свое излучение. Одна успокаивает меня, другая ободряет, третья пробуждает энергию. А в Рильских горах я становлюсь совершенно не похожим на себя. По сути, мы ничего и не знаем о скальных биотоках.

Словно не замечая, как ощетинились камни, он пытается обнаружить их скрытый смысл. Они не пугают, не подавляют его, а, наоборот, притягивают скрытым магнетизмом.

Дара насмешливо слушает. Но начинает нервничать, услышав голос Деяна, — она уже поняла, что Деян никогда не повышает голоса, не кипятится. В его голосе раскрывается его совершенный характер, лишенный ошибок, точный. Таких людей трудно переносить рядом с собой. Самим своим присутствием они как бы постоянно указывают на твои недостатки.

Кажется, вся группа неприязненно относится к безупречному Деяну. Но он, видно, с самого начала примирился с этим и продолжает держаться своей линии.

— Высоту могут взять двое, связанные одной веревкой, — поучает Деян и связывает альпийским узлом Дару и Бранко.

Первый узел. Первая бечевка поперек груди. Дара вздрагивает. Теперь даже если она перережет эту связь, все равно ее будет как пуповиной тянуть в горы.

И пока проверяют крепость связки, Дара не смолкает:

— И тут связаны! Где же свобода?

Деян не отвечает на излишние, по его мнению, вопросы, будто и не слышит.

— Нужно отбросить всякий лишний груз, каждое лишнее движение, когда взбираешься наверх! — наставляет он.

Девушка начинает карабкаться. Сбрасывает многое, чтобы стало легче. Вырывает из своего бытия укоренившиеся навыки и — прочь, как гнилые зубы!

— Омниа меа мекум порто! — выкрикивает Асен латинское изречение и машет свободными руками, взбираясь на скалу и показывая Даре тропку, выгнувшуюся змеиным хвостом. — Он переводит свою фразу, сообразуясь с тем, что Дара относится к поколению, не сведущему в классических языках. — Все мое ношу с собой! И ничего больше мне не нужно!

— Ставь ногу сюда, продвинь левую ладонь вверх!..

Дара ощущает себя двумя существами одновременно. Одно контролирует и командует ее движениями голосом Деяна, другое — постоянно начеку, действует — это она, это ее мускулы. Но она пытается бунтовать против этого двойственного существования. Пядь за пядью — вверх. Трудная впадина. Взгляд под ноги — пропасть глубоко под ней. Она повисла на голой скале. Кончики ботинок касаются камня, а ступни — в воздухе!

— Не смотри вниз!

Как можно не смотреть? Бездна манит, поглощает взгляд. Отвесная перспектива. Зеленые шарики деревьев. Белый ствол шоссе. Перевернутый горизонт. Небо по колено!

Голова кружится. Дара повисает на одной руке. Измеряет собой собственную тяжесть. Шарит ногами в воздухе в поисках опоры. Вся ее сила воли сосредоточена на одном: не закричать! Пальцы скользят. Дара выпускает из рук землю. Хватается за небо. Мгновение головокружительной невесомости. Два-три метра полета. На частицу секунды она превращается в птицу. Веревка до задыхания впивается в плечо и грудь. Бранко что есть силы крепит другой конец… Она привязана к небу… Петля… Ликующий ужас повешенного.

Она припадает к скальному карнизу. Камень дрожит и раскачивается. Ей кажется, что всем слышны удары ее сердца, что это от них сотрясается скала. И все видят! И все-таки она не кричала! Дара ищет нас злобным взглядом, словно хочет спросить:

— Что, очень смешно?!

Но никто не смеется. Даже Насмешник серьезен. Мы как бы говорим своим молчанием:

— Не воображай, будто можешь поразить нас падением! Если бы мы смеялись каждому упавшему, у нас бы давно рты растянулись до ушей!

— А над кем же вы благоволите смеяться? — все так же молча, одним взглядом, спрашивает Дара.

— Самое смешное, когда застрянешь посредине — и ни вверх, ни вниз! — подслушивает она наши мысли. — Ни вверх, ни вниз!

Дара вздрагивает и снова вцепляется в грубую кожу скалы. Ничто так не стимулирует человека, как страх показаться смешным!

Она сама тянет себя вверх. Никого не зовет на помощь, не протягивает руки в поисках опоры. Она поняла: самые большие эгоисты — беспомощные, они все сваливают на чужие плечи.

— Ты — человек, сам себя возносящий! — кричит она Асену, который уже на вершине.

Дара еще ни с кем не знакома, не знает и всемогущего МЫ. Она уже заранее настроилась издеваться над нашей самонадеянностью, посмеиваться над горячностью, унижать нас в наших собственных глазах; силком стащить нас с высоты при помощи своих насмешек. Но ее задиристость повисает в воздухе.

Ибо мы сами — противовес тому, что она думает о нас. Мы совсем не похожи на тех выпятивших грудь петухов, какими она нас себе представляла. Мы словно бы покоряем скалы и вершины для того, чтобы смирить гордыню. Перед ней — очень скромные, почти застенчивые люди, но они имеют полное представление об опасности. И потому они вдвойне опасны.

Она смотрит вверх — можно ли добраться до вершины по самому крутому лазу? Желанный верх — смирение гордыни. Она уже поняла, что ей предлагают нелегкий подъем.