Старший оборотень по особо важным делам

Шилов припарковал свою «Альфу», закурил, пошел к дверям, рядом с которыми висела табличка с грозным названием учреждения. Подумал: стены отремонтировали, а двери как были дореволюционными, так и остались. Через щели, наверное, крысы могут туда-сюда бегать.

Пока стоял и курил, из Управления вышел знакомый опер разбойного отдела главка.

– Привет! Ты чего здесь?

– Менты замели, дело шьют.

– И меня тоже... Удачи. Главное, не признавайся, даже если станут бить.

– Счастливо!

На черной «БМВ-740» с синими служебными номерами приехал Виноградов. Машиной управлял водитель. Встав рядом с шиловской «Альфой», он высадил шефа и отправился парковать «бээмвуху» на специальное, огороженное железным барьерчиком место в центре площадки.

Шилов выбросил сигарету и, подобострастно нагнувшись, распахнул перед Виноградовым дверь Управления. Виноградов внимательно посмотрел на него и вошел, сопровождаемый издевательским приглашением:

– Прошу вас-с-с...

...Не прошло и двадцати минут, как тема разговора себя исчерпала. Шилов рассказал все, что можно было знать Виноградову по делу Чибиса, и увернулся от всех наводящих и провокационных вопросов, которыми начальник Управления пытался торпедировать его показания.

Виноградов сидел за столом и листал папку с собранными на «группу Шилова» материалами. В принципе, он их все знал наизусть, так что устремленный в бумаги многозначительный взгляд больше свидетельствовал о некоторой растерянности, чем о подготовке каверзного хода, призванного вывести проверяемого на чистую воду.

И Шилов это чувствовал.

Он сидел на стуле, то откидываясь на спинку и выпрямив ноги так, что почти касался ими под столом ног Виноградова, то наваливаясь локтями на стол, что вынуждало Виноградова с опаской отодвигать документы.

Правда, внутреннее состояние Шилова не соответствовало его самоуверенному и даже вызывающему поведению.

Не отрываясь от бумаг, Виноградов спросил:

– Значит, вы признаете, что забрали у преступного авторитета Дробышева по кличке Моцарт похищенных им ранее граждан?

– Не граждан, а членов киллерской группировки. И не похищенных, а захваченных при подготовке к убийству. Мне кажется, это немножко разные вещи.

– Ну, это по-вашему.

– А, по-вашему, я должен был дать их в асфальт закатать?

– Спокойно, Шилов. Вы должны были вашего, этого, Моцарта, задержать и привлечь к уголовной ответственности.

– Вы, кажется, тоже из оперов? Что вы несете?

Виноградов оторвался от документов:

– Я бы на вашем месте выбирал выражения. Я работаю в оперативных службах почти двадцать лет и привык не любезничать с бандитами, а сажать их в тюрьму. Даже если они в погонах.

– Это вы обо мне?

– Может, и о вас, Шилов.

Оставшийся в ГУВД Федоров пытался прощупать «подельников». По каким-то, одному ему известным причинам, определив Соловьева слабым звеном «шиловской группировки», он начал дело с него.

– Вы понимаете, что можете стать соучастником преступления? – говорил Федоров, искренне веря в свои слова. – Вам это нужно? У вас безупречный послужной список.

– Наш разговор не имеет смысла. Надоело!

– Глупо. Это что, ложно понятое чувство товарищества? Или, может быть, совместные делишки?

– Господи, откуда ж вас таких тупых набирают? – вздохнул Серега.

Отвлекшись от «дела Чибиса», Виноградов зашел с другой стороны:

– На кого оформлена ваша автомашина?

– На меня, – Шилов кивнул на папочку Виноградова, открытую как раз на том месте, где была подшита распечатка из ГИБДД.

– Сколько она стоит?

– Я покупал за десять тысяч долларов США.

– А зарплату опера вы еще помните, Шилов?

– Послушайте, Виноградов, вам не надоело? Весь город знает, что я играю на бильярде. Я два раза срывал призовой фонд на чемпионатах Балтии. У меня родители десять лет живут за рубежом. Они каждый месяц высылают мне по тысяче долларов. Язык отсох объяснять уже!

– Не стыдно в вашем возрасте брать деньги у родителей?

– А не стыдно нашему государству платить такие гроши за нашу работу?

– Ну, я бы таких денег своему сыну не дал бы, – Виноградов перевернул несколько страниц, отыскивая в папке следующий эпизод, к которому можно было бы прицепиться.

– Не повезло ему с отцом...

Вторым Федоров пригласил Скрябина:

– Да он за день прогуливает столько, сколько ты за полгода зарабатываешь! Он не кабинет, а какой-то этнографический музей себе устроил, – Федоров обличающим жестом указал на стену позади стола Шилова, на которой висела пара деревянных масок из Африки.

– Обращайтесь ко мне, пожалуйста, на вы.

– Ты сядешь, а у тебя мать болеет. Кто за ней ухаживать будет?

– Вы пытаетесь меня запугивать. Я вынужден буду жаловаться. В прокуратуру.

Федоров вздохнул, откинулся на спинку стула, промокнул лицо белоснежным платком:

– Позовите следующего.

– Угу. – Скрябин посмотрел на дверь и крикнул таким голосом, как будто приглашал пациента из очереди на прием к врачу: – Следующий!

– Как часто вы встречались с Дробышевым по кличке Моцарт? – спросил Виноградов.

– По мере оперативной необходимости.

– Кого еще из представителей криминалитета знаете лично?

– Всех перечислять – на обед опоздаете.