Староград

– Нет, боже, с чего бы мне это делать? Конечно, будь ты лет на пять постарше или имей красноватую кожу, тебе пришлось бы встретиться с коллаборационистами, а у этих сволочей правил нет! – Видимо, подумав о том, что происходит с теми, кто попадает к перебежчикам, капитан усмехнулся.

– Тогда что вы собираетесь со мной сделать?

– Ничего. Кодекс и моя совесть запрещают мне применять пытки к кому-либо. А казнить детей или сажать их в лагеря – это вообще бесчеловечно. Так что нам с тобой остаётся только говорить. Я вот очень хочу узнать, кто тебя надоумил устроить теракт? ОАР?

– Нет, я сама.

– Да? Ну тогда что тебя побудило это сделать?

– Мне надоело горбатиться в месте, где я перестаю быть похожей на человека, не говоря уже о сохранении хоть какой-то женственности. А ещё меня бесят ублюдки, которые со мной работают.

– Но ведь государство не просто так дало тебе эту работу, оно заботится о том, чтобы такие, как ты, могли принести пользу обществу в это непростое время. Больше работать некому.

– Лучше бы отправили меня на завод, собирать патроны, как брата, а ещё лучше вместо него.

– Ронии нужны не только патроны. В любом случае, если ты хотела избавиться от работы, почему не выбрала менее радикальный способ?

– Не знаю, я хотела, чтобы мои руки оказались залиты кровью, чтобы стать наконец чем-то значительным.

– Что же хорошего в том, чтобы руки пачкались кровью? Быть убийцей ужасно. Это клеймо на всю жизнь, которое терзает тебя изнутри.

– А вас, герр Шейм, оно терзает?

– Конечно. Я плохо сплю, а когда наконец засыпаю, мне снятся кошмары, где я вновь убиваю. Ты и представить не можешь, как совесть стонет каждый раз, когда я вспоминаю, сколько раз грешил. И мне завидно, что у тебя не получилось поставить на себе тавро. Всё-таки ты ещё ребёнок и тебе незачем…

– Я не ребёнок! Не зови меня так! Я вполне себе взрослая женщина! – Я сама не ожидала, что так вспылю оттого, что меня назовут ребёнком.

И уже через несколько мгновений, вспомнив, на кого я срываюсь, я произнесла тихое:

– Извините, герр Шейм.

– Ничего. Иногда полезно высказаться. Меня тоже раньше бесило, когда мой возраст занижали. В любом случае, я лишь хотел сказать, что сохранять душевную чистоту – роскошь, которую мало кто может себе позволить. Я не могу. Да и никто в Ордене не может. Мы, скажу по секрету, даже забыли то, что было нашим изначальным предназначением, а именно борьба за чистоту веры. Вместо этого мы взяли курс на чистоту нации и расовую гигиену. Конечно, это немудрено, исходя из того, что мы боролись с индейцами несколько веков подряд. Тут хочешь не хочешь, а возненавидишь своего врага. Но знаешь, что я думаю? Просто никто не пробовал по-другому. Я хочу попытаться. И знаешь, с чего я начну?

– С чего?

– Поверю тебе. В иной ситуации до тебя бы допытывались, касательно связей с повстанцами, ротхаутами или другой шоблой. Потом бы тебя, скорее всего, посадили или расстреляли. Но наказание не поможет изменить жизнь, оно её сломает. А потому держи! – Он достал из кармана толстый кожаный кошелёк и положил прямо передо мной.

– Это…

– Это всё тебе. Тут хватит чеков²⁸, чтобы уехать из страны, купить себе дом, отучиться где-нибудь, ну и в целом устроить себе нормальную жизнь. Знай, деньги эти в абсолюте своём кровавые, но именно они позволят тебе не запачкаться в этой чёртовой стране.

– Я не… они разве не нужны вам?

– У меня ещё много денег. Но все они теперь – лишь бесполезная цветная бумага, за которую я всё ещё могу купить всё что угодно. А вот от судьбы уже, кажется, не откуплюсь…

« Почему ваши дети горбатятся на заводе? Почему они обучаются в этих ужасных центрах пропаганды? Дайте уже им оружие и отправьте воевать за свою свободу!»

Революция ЗАВТРА

Рыбное место

28.11.84

Работа в старом портовом комплексе Старограда – самое тяжёлое занятие во всём чёртовом протекторате, хуже, чем постоянно запылённые и готовые в любой момент рухнуть шахты, хуже, чем вечные стройки, и даже хуже, чем поход в саму Цитадель²⁹ с флагом Республики наперевес.

Потому что тут ты не только подвергаешь свою жизнь постоянной опасности, таская тяжести на промозглом ветре, ступая по частично обрушенной бомбёжками пристани, в провалах которой плещется колюче-ледяное море, кишащее разного рода морскими тварями, любящими лакомиться мясом неосторожных людей. Нет, тут есть кое-что похуже…

А именно запах, запах чёртовой рыбы, что, как по мне, хуже любых мук, приготовленных нашим душам самой Лилит. Ибо со временем он не просто крепко-накрепко впивается в ноздри, он впивается в самый мозг, его подкорку, кроша весь мир вокруг.