Старая столица

Синъити был настолько ошеломлен, что вначале подумал, будто слово «подкидыш» Тиэко употребила не буквально, а, скорее, пытаясь объяснить свое душевное состояние.

— Подкидыш… — пробормотал Синъити. — Неужели даже вы считаете себя подкидышем? В таком случае я и подавно подкидыш… В душе. А может, все люди — подкидыши: когда они рождаются, боги подбрасывают их в этот мир.

Синъити глядел на профиль Тиэко: может, то была игра вечернего освещения и надвигающаяся весенняя ночь навеяла на девушку легкую грусть?

— А, пожалуй, справедливей считать людей не подкидышами, а божьими детьми: боги подбрасывают их на нашу землю, чтобы потом спасти… — заключил свою мысль Синъити.

Тиэко глядела на вспыхнувший вечерними огнями Киото, будто вовсе не слушала Синъити. Она даже не повернула лица в его сторону.

Синъити почувствовал: Тиэко в самом деле опечалена. Он хотел было успокаивающе коснуться ее плеча, но она отстранилась.

— Не трогайте подкидыша, — пробормотала она.

— Разве я не сказал, что подкидыши — божьи дети? — возразил Синъити, повышая голос.

— Слишком сложно для моего разумения. Я не божий подкидыш, меня подкинули обыкновенные люди — родители.

— …

— Да-да! Меня оставили у входа в нашу лавку.

— Не может быть!

— Честно говоря, я не собиралась вам признаваться — это вырвалось у меня случайно, но это правда!

— …

— Гляжу отсюда на вечерний Киото и невольно начинаю сомневаться: действительно ли я родилась в этом городе?

— С вами творится нечто странное. Да понимаете ли вы, что говорите?

— Какой резон мне лгать?

— Разве вы не единственная и к тому же горячо любимая дочь оптового торговца? Правда, единственная дочь одержима странной фантазией…

— Родители в самом деле меня любят… хоть я и подкидыш.

— Кто может подтвердить это?

— Подтвердить? Тому свидетель — решетка у входа в наш дом. Решетка знает. — Голос Тиэко звучал проникновенно. — Однажды — я тогда уже училась в средней школе — меня позвала мать и призналась, что она мне не родная, что похитила меня, когда я была еще грудным младенцем. Только родители, должно быть, не договорились заранее и сначала называли мне разные места, где они меня подобрали. Отец — под цветущими вишнями в Гион, а мать — на берегу реки Камогава. Из жалости не хотели признаться, что подобрали меня у собственной лавки…

— Н-да… А о настоящих родителях вам что-нибудь известно?

— Отец и мать так добры ко мне, что у меня даже не возникало желания искать настоящих родителей. Может, они уже давно покоятся в одной из безвестных могил на кладбище Адасино. Там, где старые надгробные камни.

Мягким закатным светом окрасилась вершина Западной горы, и вот уже полнеба над Киото будто подернулось красноватым туманом.

Синъити никак не мог поверить, что Тиэко подкинули или тем более похитили. Дом Тиэко расположен в самой середине квартала оптовых торговцев. Можно бы расспросить соседей и все выяснить, но Синъити сейчас занимало другое: почему Тиэко вдруг призналась ему, что она подкидыш?

Голос Тиэко звучал правдиво, в нем ощущались и трогательная красота, и большая душевная сила. Синъити понял, что, признаваясь ему, девушка не ищет сочувствия.

Тиэко, безусловно, догадывалась, что юноша влюблен в нее. Неужели она решила поведать ему о своей судьбе просто из признательности? Синъити в этом глубоко сомневался. Скорее наоборот: ее слова прозвучали так, будто она заранее отвергает его любовь. Пожалуй, это верно и в том случае, если историю с «подкидышем» она придумала… Может быть, Тиэко призналась мне, чтобы доказать мою неправоту, когда я назвал ее «счастливой»? Хорошо бы так, подумал Синъити и сказал:

— Госпожа Тиэко, наверно, опечалилась, узнав, что она подкидыш? Ей стало грустно?

— Нисколько! Не опечалилась я, и грустно мне тоже не стало.

— …

— Вот только когда я попросила разрешения поступить в университет, а отец сказал, что это будет помехой для его единственной наследницы и лучше бы мне повнимательней присмотреться к его торговому делу…

— Это было в позапрошлом году?

— Да, в позапрошлом.

— Вы во всем подчиняетесь родителям?

— Конечно.

— А если речь пойдет о замужестве?

— Поступлю так, как они скажут, — без малейшего колебания ответила девушка.

— Значит, у вас нет ни своего мнения, ни собственных чувств?

— Напротив, того и другого с избытком, и это доставляет мне кучу неприятностей.

— Но вы их сдерживаете.

— Нет, не сдерживаю.

— Вы все время говорите загадками. — Синъити рассмеялся, но голос его дрожал. Он оперся грудью о перила и резко наклонился, пытаясь заглянуть ей в лицо. — Хочу поглядеть на загадочного подкидыша, — прошептал он.

— Слишком темно, — усмехнулась Тиэко и обернулась к Синъити. Глаза ее блестели. — Вы меня пугаете. — Она поглядела на крышу главного храма. Крытая толстой корой кипариса, она, казалось, угрожающе надвинулась на них, подавляя своей темной громадой.

ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ И ДЕРЕВЯННАЯ РЕШЕТКА

Вот уже несколько дней, как Такитиро Сада — отец Тиэко — поселился в Саге в женском монастыре, настоятельнице которого было далеко за шестьдесят.