— Готов перенести госпожу Тиэко на себе, — воскликнул Синъити, обернувшись к девушке.
— Потрясена вашей необыкновенной любезностью, — съязвила Тиэко.
По таким удобным камням могла бы спокойно пройти и старуха.
Близ камней плавали листья кувшинок, а у противоположного берега в воде отражались сосны.
— Эти камни в воде напоминают абстрактный рисунок, — произнес Синъити.
— Но ведь, как говорят, все японские сады абстрактны. Вспомните сугигокэ[12] в саду храма Дайгодзи. Каждый не преминет сказать: «абстрактный рисунок»… Просто надоело.
— Верно, он там создает впечатление абстрактности. Кстати, в храме Дайгодзи на днях завершают восстановление пятиярусной пагоды. По этому случаю ожидается праздничная церемония. Не хотите ли поглядеть?
— Теперь пагода станет такая же яркая, как новый Золотой павильон?[13]
— Нет, в отличие от Золотого павильона она ведь не сгорела, ее лишь разобрали и собрали заново. Церемония состоится в разгар цветения вишен, так что народу, наверное, будет немало…
— И все же нет на свете ничего красивей цветущей плакучей вишни…
Они переправились по камням на противоположный берег с красивой сосновой рощей и подошли к «мосту-дворцу». Так его назвали потому, что этот мост по форме напоминал дворец, но у него было и собственное имя — Тайхэйкаку — Дворец спокойствия. Вдоль перил стояли скамьи с низкими спинками, на которых отдыхали люди. Отсюда открывался чудесный вид на обширный сад за прудом.
Некоторые посетители, присев на скамьи, пили и закусывали. По мосту взад и вперед бегали дети.
— Идите сюда, Синъити, — позвала Тиэко. Она первая села на скамью и опустила ладонь на освободившееся рядом место.
— Я постою, но предпочел бы присесть у ваших ног, — шутливо отозвался Синъити.
— Считайте, что я ничего не слышала. — Тиэко усадила его рядом и сказала:
— Схожу за кормом для карпов.
Вскоре она возвратилась и стала кидать в пруд корм. Сразу подплыла целая стайка карпов, некоторые даже выскакивали из воды, пытаясь поймать корм на лету. По воде пошли круги. Заколебались отражения вишен и сосен.
— Не хотите ли покормить? — предложила Тиэко. Юноша не ответил.
— Вы сердитесь на меня?
— Нисколько.
Долгое время они сидели молча. Синъити с прояснившимся лицом глядел на поверхность воды.
— О чем это вы задумались? — прервала молчание Тиэко.
— Так просто… Бывают ведь чудесные минуты, когда ни о чем не думаешь. Впрочем, когда сидишь рядом со счастливой девушкой, тебя и самого обволакивает теплотой счастливой юности.
— Это я счастливая?.. — удивилась Тиэко. Тень печали мелькнула в ее глазах. А может, то было лишь легкое движение воды, на которую она глядела.
— Там за мостом есть вишня, которая мне особенно нравится, — сказала Тиэко, поднимаясь со скамьи.
— Наверно, вон та. Она видна и отсюда.
В самом деле, вишня была удивительно красива. Она стояла уронив ветви, словно плакучая ива. Тиэко вступила под ее сень, и легкий ветерок опустил ей на плечи и к ногам несколько лепестков. Опавшие цветы устилали землю под вишней, штук семь или восемь плавали на воде. Бамбуковые шесты подпирали ветви, и все же их тонкие концы, увенчанные цветами, склонялись до самой земли.
Сквозь переплетение ветвей виднелась вершина горы в зеленом весеннем убранстве.
— Наверно, это часть Восточной горы, — сказал Синъити.
— Это вершина Даймондзи, — ответила Тиэко.
— Неужели Даймондзи такая высокая?
— Так кажется, потому что вы глядите на нее сквозь усыпанные цветами вишни.
Они стояли под вишней и не хотели уходить.
Чуть дальше земля была посыпана крупным белым песком, а правее росли дивные высокие сосны.
Когда они миновали ворота Отэммон, Тиэко предложила:
— Не пойти ли нам к храму Киёмидзу?
— Киёмидзу? — удивился Синъити. А что там интересного? — было написано на его лице.
— Хочу оттуда полюбоваться вечерним Киото, поглядеть на заход солнца над Западной горой.
— Что ж, пойдем.
— Пешком, согласны?
Путь был неблизкий. Обходя шумные улицы, они сделали большой крюк по дороге, ведущей к храму Нандзэндзи, прошли позади храма Тионъин и через дальний конец парка Маруяма по узкой тропинке приблизились к храму Киёмидзу. Все вокруг уже подернулось вечерней дымкой.
На большой сцене — площадке, где ставились храмовые представления, — кроме стайки студенток, никого не было. В надвигающихся сумерках смутно белели их лица.
Тиэко любила приходить сюда в этот час. Позади них на главном здании храма засветились фонари. Тиэко, не останавливаясь, пересекла большую сцену и, пройдя перед храмом Амида, подошла к святилищу. Здесь, на самом высоком месте, тоже была своя площадка, сразу за которой начинался обрыв. Сама площадка, как и крыша над ней, крытая корой кипариса, точно парила над обрывом. Она была невелика, зато отсюда открывался поразительный вид на Киото и Западную гору.
Внизу, в городе, уже зажигались огни, но было еще достаточно светло.
Тиэко подошла к перилам и стала глядеть на запад. Она, казалось, совершенно забыла о Синъити. Юноша приблизился к ней и встал рядом.
— Синъити, а ведь я подкидыш, — неожиданно призналась Тиэко.
— Подкидыш?!
— Да, меня подкинули.