Бомбардировка оказала на гарнизон больше психологический эффект. Крупно повезло, что последняя бомба попала именно туда, куда надо, чтобы минимизировать потери защитников: на скат внешнего вала. Его толща оказалась первым препятствием на пути разрушительной взрывной волны. Второй преградой стал внутренний вал форта, в котором мы и находились. Пока не ясна обстановка у Касаткина с Коломийцем, но не думаю, что там хуже, чем у нас. Мою догадку подтвердил посыльный от начальника штаба, которым оказался сухопутный одесский моряк Вороненко. Он вихрем ворвался в каземат и оторопело застыл в дверном проёме:
– Ох ты, мама моя родная!
– Проходи, не стесняйся, – кашляя, пригласил я Костю внутрь.
– О, живой, братишка! – искренне обрадовался он, – Где тут майор наш?
– Кто меня ищет? – из пыльного тумана появился Гаврилов.
– Это я, – рядовой Вороненко! Капитан прислал. Иди, говорит, узнай как обстановка…
– Терпимо. Что у вас?
– Нормально! По ушам, правда, хорошо вдарило, а так, – жить можно!
– Это радует. Ладно, пошли к капитану, здесь Домиенко сам разберётся.
Касаткина мы встретили по пути, – не выдержал, помчался сам узнавать положение дел на нашем участке.
– Ну, слава богу, – живой! – облегченно выдохнул капитан, – А я тут уже, грешным делом, плохое подумал. Бомбили-то вашу сторону знатно!
– Да уж, постарались немцы… Что у Коломийца? Убитые? Раненые?
– Раненых шесть человек, убитых нет, – чётко доложил начштаба.
– У нас тоже потери минимальные. Но, сдаётся мне, оборона наша подходит к концу…
– Да, взялись за нас немцы крепко…
– Собирай людей, я сейчас буду.
– Сделаем.
Дождавшись, пока Касаткин с Вороненко скроются за поворотом коридора, Гаврилов повернулся ко мне:
– Ну, вот и всё, Иван. Тошно на душе…
– Понимаю твоё состояние, но оборона действительно исчерпала себя. Пора принимать неприятные решения.
– Да, ты прав, но…
– Что «но»?
– Может, дотянем до темноты, а там, – на прорыв? – горячо заговорил майор, – В последний, решительный, бой?
– Благодаря сапёрам, до темноты доживут немногие… А там, идти под светом прожекторов и под дулами танков и пулемётов? Самоубийство. Успокойся, не губи людей!
– Эх! – в сердцах ударил по кирпичной стене Гаврилов, – Умом понимаю, а сердцем…
– Делай что должно – и будь что будет, – криво процитировал я Марка Аврелия.
– Хорошо сказано. Ладно, пойдём!
В казематах горжевой казармы Восточного форта, Касаткин собрал всех бойцов роты Коломийца: чуть меньше двухсот человек. Я занял место в строю рядом с лейтенантом. Гаврилов медленно обошёл нас, вглядываясь в усталые, закопченные лица красноармейцев. Наконец, он остановился.
– Товарищи! Сильный и коварный враг напал на нашу Родину! Напал вероломно, без объявления войны! Несмотря на это, мы, бойцы Красной армии, оказали достойный отпор агрессору! Здесь, в Брестской Крепости, нашли свою погибель немало фашистов! Посмотрите вокруг: подступы к Восточному форту завалены трупами немецких солдат! Целых семь дней продолжается наша героическая оборона! Хочу поблагодарить вас за стойкость и мужество! Невзирая на тяжёлое положение, вы до конца остались верны долгу и присяге! Спасибо, товарищи! К сожалению, сегодня наше сопротивление потеряло смысл… Фашисты оставили попытки взять штурмом форт и нащупали слабое место обороны… Их сапёры взрывают валы и помешать этому мы не в силах… Погибать под завалами, не нанося никакого урона врагу, – считаю недопустимым! Попытки прорыва приведут только к новым бессмысленным жертвам. Мы должны жить, чтобы и дальше бить врага! Бить до полной победы! Это решение, поверьте, далось мне нелегко. Кто желает сдаться, – осуждать не буду… Оборона закончена, я распускаю гарнизон.
– А как же Вы? – выкрикнул в наступившей тишине лейтенант Коломиец.
– Я в плен не пойду, – упрямо качнул головой майор, – Вольно – разойдись!
Строй сразу же распался. Бойцы зашумели, задвигались, обсуждая потрясшую всех новость. Гаврилов стоял, глядя на разбегающихся красноармейцев. К нему подошли Коломиец, Касаткин и Абакумова.
– Как же так, товарищ майор? – растерянно вопрошал Коломиец, – Неужели, конец?
– Я всё сказал, – грубовато ответил Гаврилов, – Дальнейшее сопротивление считаю бессмысленным.
– Я останусь с ранеными, – твёрдо сказала Абакумова.
– Приказать я Вам не могу… Спасибо за всё, – присмотрите за ними…
– Пётр Михайлович! – Касаткин был спокоен и деловит, – Что будем делать с оставшимися запасами продовольствия и боеприпасов?
– Взрывать нечем, так что оставим всё как есть. Или у Вас есть какие-то другие предложения, Константин Фёдорович?
– Других нет, – пожал плечами Касаткин, – Для меня было честью сражаться вместе с Вами!
– Спасибо, капитан! Не поминайте лихом! Алексеев! – это уже мне, – Пошли к Домиенко, закончим с этим…
Для бойцов, находящихся в помещениях внутреннего вала, Гаврилов произнёс примерно такую же речь, сложив с себя полномочия командира и предоставив им полную свободу действий. Из форта потянулись первые сдающиеся…