Старая крепость

– Михалыч, я не знаю, что ты там говорил бойцам в моей истории, но они все, как один, в своих воспоминаниях потом напишут, что разрешение сдаваться в плен отдал именно ты. Подумай над этим. И ещё: ты собираешься кого-нибудь посвящать в наши планы?

– Про плен, – думал, возьму ответственность на себя. Как ты правильно тогда сказал, – в плену борьба не заканчивается. Что касается посвящения кого-то ещё в наши планы, – то делать я этого не буду. Кто выживет с нами, кто способен пойти до конца, – с теми и останемся. Да и как ты себе это представляешь? Рассказать про тебя? Скажут, – умом тронулся. Спрятать пятьсот человек, чтобы немцы не нашли? Невозможно. Так что, успокойся.

– Как скажешь, – пожал плечами я, в глубине души принимая правильность решения майора.

Пыль потихоньку улеглась, в форту наступила тишина и тревожное ожидание. Касаткин остался с Коломийцем, а мы перебрались в казематы внутреннего вала, чтобы не пропустить появление вражеской авиации.

И она прилетела. Едва заслышав гул самолётов, Гаврилов отправил меня с приказом выводить людей Зульфугарова. Но они и сами всё прекрасно слышали, поэтому уже бежали по потерне к нам. Последними вышли сам лейтенант и поддерживающий его старшина Павленко.

– Все? – коротко поинтересовался у них Гаврилов.

– Все, – подтвердил лейтенант.

– Приготовиться! Ждём!

Глава 6

Самолёты долго кружили над крепостью, прежде чем начать нас бомбить. Мельком глянул на небо: Ju-88. Это хорошо, что не Ju-87, который наши называли «лаптёжник». Те способны положить бомбу точно в ведро, мне кажется. А эти… Нет, пикировать Ju-88 тоже способны, конечно. Однако же, с утра мазали. Из десяти, – попали только восемь, а разорвались из них шесть. Процент, возможно, неплохой, но ведь цель достаточно большая и, к тому же, неподвижная. Ладно, сейчас мы это ощутим на собственной шкуре…

Понеслась душа в рай! Тум! – сначала тупой удар, свидетельствующий о том, что бомба встретилась с землёй, потом разрыв. По форту будто огненный смерч пронёсся. Взрывы следовали один за другим, почти без перерыва. Качались стены, скрипели и отваливались кирпичи с потолка, ударная волна била по ушам так, что никакие прижатые к голове руки не спасали. Всё заволокло дымом и пылью. Я насчитал десять разрывов на двенадцать сброшенных бомб. Две, получается, не взорвались. Три упали перед нашим внутренним валом, две на сам вал, остальные, – где-то сзади, в районе горжевых казарм. Несмотря на сущий ад, – потерь у нас нет: только контуженые. Оглохшие от грохота и ослепшие от дыма, мы выглянули в амбразуры. Пыль, – ничего не видно. И вот, в это серо-чёрное облако, устремляются несколько бойцов. Прямо вот рядом стоящих! Отбрасывая в сторону винтовки и что-то крича, они выбираются через оконные проёмы на улицу. Не стесняясь ни своих товарищей, ни командиров. Я бы так не смог. Мне кажется, сдаваться нужно или всем, – или никому.

Понемногу, пыль начала оседать. Вдруг, со второго этажа кто-то крикнул:

– Немцы! Немцы атакуют!

– К бою! – тут же скомандовал Гаврилов и мы ринулись к амбразурам, готовясь отразить атаку.

Впрочем, это опять была разведка боем со стороны немцев. Убедившись, что гарнизон, кроме нескольких десятков человек, капитулировать не собирается, – противник снова отступил.

Так, теперь, – основное блюдо. Если я всё правильно помню, – 1800-кг бомба разорвётся как раз на той оконечности внешнего вала, откуда ушли бойцы роты Зульфугарова. Теоретически, нас задеть не должно. Но такой взрыв, да в ста метрах от тебя… Может, того…отбежать подальше? Хорошая мысля приходит опосля, так что дёргаться уже поздно. Остаётся только как-то сгруппироваться…

Земля вздрогнула. Тум! Ну, теперь держись! Как я к этому ни готовился, – а рвануло всё равно неожиданно. Чудовищный силы взрыв сотряс Восточный форт. В глазах на мгновение потемнело, по ушам ударил страшный грохот: было такое ощущение, что наше укрытие подпрыгнуло в воздух на добрый метр, а потом опустилось обратно. Я полетел на пол, больно ударившись локтём при падении. Свет превратился во тьму, в казематы картечью влетели комья земли вперемешку с камнями. В окна и амбразуры пахнуло нестерпимо горячим, остро запахло сгоревшей взрывчаткой. Всё вокруг заволокло пылью, от которой было не продохнуть. Жуткая картина. Такое ощущение, что мы заживо погребены в этом каземате. Кашляя и матерясь, стали подниматься бойцы.

– Ещё один такой налёт, – и нам здесь всем хана! – мрачно заметил невидимый в темноте красноармеец.

– Сдаваться надо! Сдохнем здесь ни за грош! – заистерил, срываясь на визг, ещё один.

Притихший было каземат, наполнился шумом и гвалтом.

– Прекратить панику! Доложить о потерях! – перекрикивая гомон, раздался откуда-то сбоку зычный голос Гаврилова, – Раненых – в лазарет, живые, – к амбразурам! Командиры – ко мне! Домиенко!

Как ни странно, убитых в результате авианалёта опять не было, – только раненые. Контузиями различной степени тяжести, по-моему, обзавелись все.