Старая девочка

Он долго все это ей говорил, долго и страстно, и, может быть, потому, что все уже было определено, она точно знала, что грехи ей не отпустят, Вера начала успокаиваться. То, что он говорил сам или вслед за ее матерью, было, конечно, правильно, она видела, что он и впрямь умный, совестливый человек, но про себя она знала, что тоже права, а то, что она не сумела ему свою правоту объяснить — так это наверняка не было смертным грехом, которого никому и никогда нельзя отпустить. Теперь она даже знала, что скажет отцу Михаилу, что добавит к своей исповеди, когда он кончит ее обличать. На этот раз она не могла поручиться, что то, что он от нее услышит, будет такой же полной правдой, как и то, что она говорила ему раньше, но сейчас она была уверена, что это надо, совершенно необходимо, чтобы он хоть немного понял ее правоту. Когда отец Михаил в свою очередь замолчал, она спросила его, может ли он уделить ей еще хотя бы полчаса, она знает, сказала Вера, что и так отняла у него весь день и тем не менее очень просит его об этом получасе. Он снова, как и тогда, когда она к нему только что пришла, смутился, сказал, что, конечно, тут не о чем говорить — он ее слушает.

Вера начала с того, что все понимает и никогда ни в Ярославле, ни в Москве, ни здесь, в Ивантеевке, не сомневалась, что отпустить ей грехи он не согласится. Но в последнее время она, которая и в юности была в общем малорелигиозна, то и дело вспоминает из своего детства те эпизоды, где она явственно чувствовала высшую силу. Все это вдруг ожило в ней, и теперь она часто думает, что неспроста отказалась тогда, в тридцать восьмом году, жить как все, не просто изобрела, как он ей сказал и как считает мать, нечто вроде самоубийства, хотя она согласна, что с первого взгляда это выглядит именно так, — а все эти годы она возвращается, идет к Богу, к тому времени, когда она еще знала, что Он рядом с ней. Почему ему, отцу Михаилу, этот путь назад не кажется признанием, что вся ее жизнь потом, когда она о Боге забыла, совсем о Нем не думала и не помнила, была ошибкой, ошибкой, которую она теперь хочет исправить? Сейчас, сказала она отцу Михаилу, когда идти ей осталось совсем уже недалеко, когда она находится всего в нескольких неделях от дня, когда в последний раз была в храме на службе, ей кажется, что он вряд ли будет прав, если остановит ее, своей властью священника не даст ей вернуться, снова припасть ко Христу.

Похоже, что эти слова Веры сбили отца Михаила с толку, даже поразили его. Явно не зная, что делать, он стал допытываться, почему она точно знает, что идет именно к Богу, с самого ли начала знала, что идет к Богу, или только недавно это решила. Он так настойчиво ее об этом расспрашивал, как будто это могло иметь значение, давно она поняла или только сейчас, и, главное, как будто такой путь вообще существовал, мог быть угоден Богу. На его вопросы Вера честно ответила, что нет, поняла совсем недавно, ничего это в ней еще даже не успело устояться, одно она почувствовала во время вчерашней службы, другое сегодня, когда шла литургия, многое же ей стало ясно прямо теперь, во время исповеди. До этого люди, которые ее любили и год за годом ждали, верили, что она к ним вернется, заражали ее этой своей верой, путали ее, потому что, видит Бог, ни к кому из них она никогда возвращаться не собиралась. Но в последнее время, когда скоро она опять станет ребенком и из тех, кто ее ждал, живы лишь несколько человек, она начала понимать, что наверное всегда шла к Богу — все же остальное было нужно, чтобы ее никто не перехватил на полпути. Сейчас она почти совсем в этом уверена, сказала Вера отцу Михаилу и принялась подряд, без всякой хронологии рассказывать то, что помнила из детства о Боге.