Стану ему женой. Ребенок от монстра

— Подожди, — голос был слабый.

Андрей подошел: снайпер безвольно лежал с закрытыми глазами.

— Аптечка есть?

— Есть… Не бросай меня… Я обещаю, Артем поможет. Подумай, я Глодова завалил, мне сказали, твои пальчики на оружии. Тебя затравят. А если успеем — новая жизнь достанется тебе, а не Богданову…

— В смысле?

— Артем все сделает… Получишь новую личность вместо него. Ты же не думаешь, что Артем их раздает всем желающим. Такая возможность будет одна. Помоги его освободить…

От усталости Андрей молчал.

— Я не вру тебе, — Исаев по-своему понял молчание. — Мне дали встретиться с братом, я передал ему маячок… Его получится найти. Но мне нужна помощь.

Андрей уже понял, что главная роль не у него.

Он просто фигура с дурной славой и громким именем, на которую будет удобно повесить все. Настоящую ценность для Богданова представлял только Артем. Он пошел ему навстречу, разрешив встретиться с братом.

Есть много разных «но».

План Исаева — шаткие фантазии. Даже если передал — сигнал глушили, маячок могли найти. Но это лучше, чем ничего. Лучше, чем сидеть и ждать, пока его арестуют или убьют в чужой съемной квартире.

— Я помогу. Сначала я за семьей, затем вернусь. Тебе обработать рану?

— Сам… Подай аптечку.

Андрей с сомнением смерил его взглядом, но Исаев его убедил: спустил ноги на пол и с трудом сел. Отлично. Возиться не хотелось. Ему срочно нужно домой: Лена его неделю не видела… Его сладкая, любимая девочка…

Убедится, что все в порядке и вернется.

То, что сказал Исаев — логично. Если бы новую жизнь можно было получить так просто — все бы этим пользовались. Но Глодов и Богданов охотились за одним человеком — и одной возможностью.

Если повезет, это будет он.

Если нет… Что ж, он хотя бы попытался. И смотреть в глаза дочери будет не стыдно.

Прежде чем уйти, Андрей мельком взглянул в зеркало.

Нужно знать, какое она лицо увидит. На скуле и брови были широкие и красные рубцы со следами недавно снятых швов. Избили его сильно… Лишь бы дочка не испугалась.

Глава 39

— Па-па?..

Тонкий голосок заставил меня обернуться. Аня в теплой пижаме и вязаных башмачках стояла в глубине коридора. С тревожной вопросительностью дочь смотрела, как я проверяю засов на двери. Мы собирались ложиться спать.

Аня решила, что вернулся Андрей, и я иду ему открывать.

— Чего ты вышла? — вздохнула я и, подхватив на руки, унесла ее в спальню.

Вопрос дочки вонзился острой иглой в сердце. Его неделю не было дома… С тех пор, как он ушел с Исаевым.

Надежда таяла с каждым днем.

Наверное, кольцо не давало мне уйти. Тонкий золотой ободок на пальце.

Я чувствовала себя его женой.

Была ею.

Он сказал уходить, если не вернется, но я оставалась в доме. На сколько был снят дом не знаю, но пока хозяин не заявился. Собрала деньги и документы — его паспорт тоже. Наготове держала вещи. Только не уходила, хотя с каждым днем становилось все холоднее. Решила — подожду еще немного. Мы с Аней могли жить здесь до первых заморозков.

— Давай спать… — я прилегла, сунув руку под щеку и начала напевать. — Баю-бай, моя малышка…

Песня в тишине старого дома звучала жутковато. В деревенской глуши одиночество чувствуется особо. Если не видишь людей, начинает казаться, что ты один на свете. Ночами было страшно. Я не выключала свет в кухне, а на крыльце лампочка горела всю ночь.

Включила я ее и сегодня.

Легла, задремала, и вдруг — стук в окно. Я подскочила, кутаясь в халат, затем тревожно выглянула из комнаты и подбежала к кухонному окну. Понятия не имею, что бы сделала, окажись, что это не он, но к стеклу прижимался лицом Андрей. Торопливо взмахнул рукой, показывая: «Открой».

— Боже… — прошептала я, и как сумасшедшая бросилась к двери, распахнула ее и выбежала босая на крыльцо.

Мы крепко обнялись. Я с упоением целовала колючие щеки, словно он с войны пришел. Не обращала внимания на холодные доски, на него — ледяного, словно долго пробыл на улице. В чужой одежде, и незнакомо пахнет. Оторвавшись, я жадно его рассмотрела. Даже говорить не могла от волнения.

Свет лампы давал желтоватый отблеск на лице. Колючий — весь зарос. На скуле жутковатый полузаживший рубец, рассеченная недавно бровь. Я оглядела его с ног до головы, заметила кровь на джинсах: он был в переделке… С наших губ срывался густой пар.

— Пойдем в дом… — позвала я.

Он двигался слегка хромая.

— Что с ногой?

— Швы разошлись… Не волнуйся.

— Швы?.. — переспросила я.

Ему накладывали швы… И на лицо тоже. Что с ним случилось, его же всего неделю не было? Но я выбросила любопытство туда же, куда отправляла все невысказанные вопросы. Вместо разговоров поставила закипать чайник — нам обоим нужно отогреться.

— Почему так холодно? Ты печку не разжигала?

— Я не умею дровами…

— Твою мать, — пробормотал он, я уловила, сожалеет, что ушел так надолго. — Вы без меня совсем пропадете…

Покидал в печь несколько поленьев, щепки и поджег от коробки спичек. Тяга появилась быстро. Возле печки стало теплей.

— А где Исаев?

— Потом, Лена, — он поймал мое лицо в ладони, заставив смотреть на себя, я заметила, что у него искусанные обветренные губы и кисти рук в царапинах.