Стану ему женой. Ребенок от монстра

Все пытался совладать с собой, не распускаться, но эмоции никак не получалось подавить. Может, потому что личное. Не работа. Потому что Лена.

Когда пришел домой, дочка уже спала.

Огонек горел на балконе, приспособив настольную лампу, Лена рисовала в альбоме. Он закрыл за собой балконную дверь, чтобы не разбудить ребенка. Лена подняла вопросительные глаза — уловила: что-то не так.

Андрей присел, отыскал сигареты, бросив случайный взгляд на рисунок.

Портрет. Его портрет. Жестковатые линии, точная прорисовка — даже в мелочах. Она и шрам нарисовала, и блик в черных исчерканных зрачках. Грифель карандаша завис над бровью.

— Лен, — мягко, но невнятно от волнения, сказал он. — Ты не говорила, что директор к тебе приставал.

Она опустила глаза — как маленькая девочка. И губы задрожали. Закрыла альбом, защемив между страницами карандаш.

— Откуда ты знаешь?

— Записи с камер.

— А записи из гостиницы… — неожиданно спросила она. — Ты уже смотрел?

Она подняла ясные глаза — нежные и беззащитные, как у ребенка. К таким глазам он питал слабость. Но в этот раз не бросился утешать. Лена не просто так спросила.

— Ты еще чего-то мне не рассказала? — и вдруг догадался. — Что-то про стрелка?

Глава 23

Я отвела глаза, подавившись дыханием. Он догадался: не отвертеться, придется ответить.

А я не хочу. Не хочу рассказывать.

— Лена, — на плече сжалась рука. Лучше бы он из гостиницы посмотрел запись, чтобы не пришлось мучиться.

Я вдруг поняла, что чувствовала Дина. В чем жила. На долю той тяжести, что на нее обрушилась. Это ощущение грязи, которая въедается, потому что с тобой что-то сделали гадкое. В отличие от Геннадия Александровича он даже не прикоснулся ко мне. Ни разу. Но невыносимо было говорить именно о нем. О снайпере.

Я прятала глаза. Не справилась с чувствами.

— Он… Я была в душе, и… — боже, как трудно. — Не заметила, что он пришел, и…

Я зажмурилась, и из глаз неожиданно хлынули слезы.

Тот образ ярко стоял перед глазами. Но рассказать я не могла. Щеки горели от стыда. Мало, перепугал до смерти. Еще рассказывать об этом! Я перебрала несколько вариантов, как начать, и каждый звучал жалко. Жаль, что Андрей не умеет читать прямо в голове!

— Что он сделал? Пытался изнасиловать? Говори, не бойся! — он зажал сигарету в углу рта, и она прыгала в такт словам, на ветру роняя искры. На руках напряглись жилы, словно еще немного и он меня встряхнет.

Вопрос сдвинул невидимый стоп-кран.

Я разрыдалась, сквозь горячие слезы, выдавливая не менее горячие слова. Меня обжигало каждое.

— Увидел, что я в душе, и снял штаны! Онанировал на меня.

— Твою мать…

— Да, Андрей! — выпалила я.

— Почему сразу не сказала? — он все-таки встряхнул меня, пока я рыдала и трясла головой. — Твою мать, Лена! Почему ты не сказала мне!

Впервые на меня накричал.

Даже когда я ослушалась его и сбежала, вместо того, чтобы сделать аборт, Андрей не кричал на меня, когда нашел. Ни разу не срывался. Дальше я плакала тихо, давясь слезами, чтобы не вызвать больше гнева.

Наверное, я тут ни при чем.

Не на меня он злится — в чем моя вина, я ничего не сделала. Просто психует. Просто… Помнит, что случилось с Диной. Меньше всего ему надо, чтобы нечто подобное случилось со мной. Но кричать из-за этого — нечестно. Обидно.

— Ты думаешь, мне было легко? — выдавила я сквозь плач. — Я не понимала, что происходит! Даже не знала, жив ты или нет! Не знала, кто это такие!..

Я все еще избегала прямого взгляда, и вдруг разозлилась — так же горячо, как плакала. За то, что заставил меня вспомнить и признаться. За то, что накричал. За то, что вообще попала в ту ситуацию, полную беспомощности и стыда. Повезло, что он ничего мне не сделал. Просто повезло.

— Ну, перестань, — опомнился он. Я плакала и не могла остановиться, пока Андрей не прижал меня к себе. — Перестань, моя девочка…

Я злилась. Злилась, но обхватила его за талию. Так хватаются за спасательный круг. Он говорил невнятно, как всегда. Сигарета во рту мешала, и он перенервничал. Гладил волосы, повторял:

— Перестань… Перестань.

Я притихла.

Меня трясло, но вокруг была летняя ночь, в комнате спала дочка, я в надежных руках. Все хорошо. Я смогла рассказать.

— Это я виноват. Если бы быстрей тебя нашел… Или его бы взял за яйца…

Или не был тем, кто ты есть. Если бы был рядом с нами, как полагается отцу. Если бы не работал с Шелеховым, а затем с Глодовым, ничего этого бы не случилось. Столько всяких если! Я обнимала его, прижималась щекой, но обида разъедала и без того недолгое счастье. Раньше я принимала его — как есть. Не ждала чудес, хотя на них надеялась. Андрей ничего не мог мне обещать: я это проглотила вместе со слезами. Но в Пекине я увидела и другой вариант. Другую возможность. Пообщалась с Диной, прочла ее записи, и увидела на что способен мужчина, который поставил семью на первое место. Думаю, я не знаю и сотой доли того, через что он прошел, чтобы покончить с криминалом навсегда.

Но он сделал это.