Станцуй со мной танго [СИ]

Глазунова неуверенно заулыбалась, а Марк, перегнувшись через стол, стер большим пальцем след от пены, сосредоточенно глядя на Глашины губы.

— Я всегда хотел это сделать, — сказал он и продолжил с энтузиазмом в голосе, словно ничего не произошло: — Завтра же отправь образцы панелей с пятнами в независимую лабораторию. Их заключение плюс Нехлюдовское, и пусть наш восточный друг моет свои панели!

Глаша поднесла пальцы к губам. Смотрела на возбужденно машущего чайной ложкой Марка, но не видела его, слушала и не слышала.

«Скворцов был у Хакимова?»

Сердце опять колотилось как сумасшедшее. На этот раз его ритм был похож на джигу.

А за окном начался дождь. Капли ползли по стеклу и искажали тонущий в вечерней серости мир. Свет фар выхватывал спешащих людей. Ветер зло срывал с деревьев листву и бросал под ноги.

— Пора ехать, — Дриз подал руку Глаше. Его пальцы были холодными. — Ты умница, — сказал он и, притянув к себе, поцеловал в висок.

Весь оставшийся путь они ехали молча.

Провожая, Дриз потоптался на лестничной клетке.

— Гладя, ты где шляешься? — дверь распахнулась. За ней стоял папа. Увидев Марка, отступил, но боевую позицию тут же заняла мама.

— Мама, папа, познакомьтесь, это Марк Дриз, помощник директора, — голос Глафиры выдавал ее усталость. — Марк, это папа-мама.

— Очень приятно, — Дриз шаркнул ногой и тут же нажал кнопку лифта. Тот распахнул свои объятия. — Извините, вынужден удалиться. Ночь на дворе. До свидания.

— Мы что, помешали? — мама поджала губы и сделала шаг назад, пропуская Глашу. Папа снял с ее плеча сумку.

— Глашка, — шепнул он, — ты от этого ребеночка хочешь? Если что, я против.

— Нет. Сейчас я никакого ребеночка не хочу. Только спать. — Она шла как сомнамбула и на ходу снимала с себя вещи. Башмаки, шарф, куртку, носки, свитер. Родители семенили следом. Собирали, развешивали и рассовывали по углам. Когда на Глашке остались майка и расстегнутые джинсы, мать пихнула отца локтем, тот потопал на кухню.

— Тебя уволили или нет? — крикнул он оттуда.

— Нет еще. А завтра, наверное, медаль дадут. Посмертно.

И упала на кровать. Анастасия Кирилловна сама стянула с дочери джинсы и укрыла одеялом.

— Что-то переживаю я за нее, — папа вытирал со стола, где совсем недавно чаевничал с женой в ожидании дочери. — Где-то ходит до полуночи, трубку не берет, хочет ребенка от одного, а домой приводит другого…

— У нее зарядка кончилась, видишь? — мама зашла на кухню с Глашиным мобильником, воткнула блок питания в розетку.

— У телефона или у Глади? — уточнил папа, вытирая руки.

— У обоих. Пошли.

— Не злись. Как будто сама не беспокоилась.

— Она взрослая, а ты до сих пор пытаешься ее контролировать. Почему не звонит, почему не берет трубку, а вдруг что случилось…

— Ну мать…

Глава 9. Тетя Саша, тетя Тося и танцы вокруг шеста

Ольга сидела в очереди на прием к врачу.

В поликлинику при городской больнице она пришла впервые. Пришлось открыть анкету и заранее придумать болезнь. Вчера порылась в интернете, чтобы жалобы звучали правдоподобнее.

На ее коленях стояла маленькая сумочка, а у ног бумажный пакет со знаменитым логотипом мальчика в феске. Лучший кофе Юлиуса Майнла должен смягчить сердце большой его любительницы Александры Михайловны.

После того, как родственница (или кем там она приходится Леониду) выслушала ночные рыдания и дала дельный совет «утереть сопли», у звезды модельного бизнеса, которая совсем недавно попала в немилость из-за непростительной ошибки в играх со спонсорами, не было иного выхода, как «прикормить» человека, которого Ленечка уважает. Не прикормить, так выудить нужную информацию и использовать с умом.

Ольга не привыкла оставаться у разбитого корыта, все-таки она изначально была не какой-то там шамкающей старухой, а как минимум Владычицей морской. И такие как Скворцов частенько бывали у нее на побегушках.

Такие, да не такие.

Хотела, чтобы умолял, просил вернуться. Хотя бы, гад, адвоката прислал, чтобы завязался диалог, и можно было выставить свои требования, а потом милостиво согласиться на уступки…

Но не вышло. Леня в один час вычеркнул ее из списка приближенных к его телу. А она, нет, чтобы прибежать, объяснить, что не так все понял, фыркнула: «Ну и пусть. Получше найдем!». Дура. Сидит теперь среди стонущих бабок да нищих мужиков, что на трамвае приехали.

Ольга чувствовала себя жемчужиной, потерянной в навозе. Хорошо, что захватила с собой журнал, в который можно было уткнуться и не видеть этих пенсионеров, что так бесстыдно пялятся на нее.

Поднимая журнал выше, Оля краем глаза заметила, как из-за поворота вынырнула… мама Скворцова. Бывшая «почти невестка» хотела было подняться, шагнуть навстречу, чмокнуть трижды в щечки, как тетя Тося любила, но что-то ее остановило. То ли не смогла быстро сообразить, как объяснить свое присутствие, то ли смутила торопливая походка, с какой женщина летела по коридору.

Ольга вжалась в кресло и перестала дышать.

«Зачем она пришла к Александре Михайловне? Может, с Леней опять что-то случилось? Сама-то на больную не похожа, прет как танк».