— Ладно… — потоптавшись на месте, Ниаз всё же спросила. — Может, обучишь меня этому секрету? Тогда я смогу договориться с куратором и дать тебе зелья в обмен на информацию.
— Нет.
— Не доверяешь… Что-ж, понимаю…
— Ниаз, бао ради, иди уже в школу! — поморщился я. — Чем быстрее решишь вопрос с зельями, тем быстрее получишь камни.
Девчонка осеклась, а потом, не прощаясь, чередой телепортаций ушла в сторону Утренней звезды.
На готовку зелий под конкретного человека нужно время. Если их создавали под Ниаз, мне они точно не подойдут. Не исключено, что к барьеру прибудет какой-нибудь мастер-зельевар и уже после замеров моей энергетики, роста, веса и возраста на месте сварит требуемое.
Увы, если я и мог сварить какие-нибудь простенькие зелья, то со сложными, многосоставными и предназначенными для конкретного человека у меня не было шанса поработать. Я абсолютно в них не разбираюсь, как и в ритуалах с алхимическими компонентами. Быть может, когда я стану магом и вернусь в родную школу, у меня будет время наверстать пробелы в образовании, а сейчас мне остаётся только наращивать энергетический жирок и штурмовать пределы своего развития.
Да и плющом стоит площадку для телепортаций затянуть, чтобы со стороны люди не видели моих перемещений между скалой и Басхуром. Для себя я сделаю какую-нибудь узкую щель в листве, и буду с помощью артефакта телепортироваться именно на площадку, если будет нужно.
Холод мешает. Холод сковывает движения, замедляет мысли.
По снегу бежит ушастая мышь — вкусный и тёплый комочек мяса. Маленькие лапки почти не оставляют следов на насте. Мышь спешит на запахи дерева и травы, глазки-бусины заметили зелёный участок, откуда пахнет так вкусно, и ведут дрожащего от холода зверька туда. Мышка не обдумывает, как посреди зимы в пустыне появились зелёные деревья, она спешит отогреться и покушать.
Вдруг мышка приседает на задние лапы и прислушивается — грызуна что-то насторожило.
Снег взрывается, выпуская из себя быструю хитиновую тень. Два удара острыми лапами проходят мимо, но третий попадает точно в цель, пронзая тщедушное мышиное тельце.
Химера возвращается в нору, откуда вылезла, и там принимается поедать мышь. На кого-то питательнее мышей монстрик уже не рассчитывает: стремительные атаки выходят медленными, и вступать в схватку с противником из монстров химера не желает.
Пока не желает. Странная сила по крупице наполняет тварь, усиливает ее. Если бы химера ела достаточно, она бы увеличилась в размерах, но рацион её составляют одни мыши, которых ещё нужно подкараулить и поймать, не попадаясь на глаза ненавистному двуногому, что каждое утро выходит из-за прозрачной стены и убивает монстров, пришедших на вид и запах зелени. Поэтому энергия копится и меняет химеру иначе. Делает чуть быстрее, чуть приспособленнее к холоду, и копится для какого-то важного и крупного изменения. Монстрик даже не представляет, каким это изменение будет, но ему очень хочется, чтобы то позволило убить двуногого, который убил Хозяина.
Химера доедает мышиные лапки и спешит под снегом в другое место. Сегодня нужно обойти вокруг стены и поймать ещё нескольких мышей. Тогда холод на время отступит.
У стражника-адепта, дежурящего снаружи барьера, сегодня был сложный день.
Впрочем, день-то начинался как обычно, а вот в обед, стоило заскучавшему адепту зажмуриться и от души зевнуть, с подвыванием, с потягиванием, как произошло нечто страшное. Когда стражник открыл глаза, увидел в трёх метрах от себя огромного черного зверя. Зверь был похож на волка, если бывают волки трёх метров в холке, со скорпионьим хвостом и шестью лапами. Кажется, именно его описывали отряды охотников: зверь играючи разрывал даже монстров с ядрами.
От чудовища давило ужасом. Адепт чувствовал себя так, будто разбежался и сиганул в пропасть. А теперь — летит вниз, обгоняя свой крик.
— Мама, — выдохнул стражник. По ногам практика потекло что-то тёплое, приятно согревая на морозе. Произойди дело за барьером, было бы ужасно стыдно за свою слабость, но сейчас стражнику было не до стыда. Он отчаянно хотел жить.
Между тем монстр не нападал. Плоть чудовища вдруг поплыла, уменьшаясь, белея на глазах. Спустя минуту на снегу стояла живая кукла вроде той, на которой отрабатывают удары копейщики, или лучники учатся стрелять. Вместо глаз, носа, рта — плоская поверхность.
Адепт заскулил, отползая. Мысли о боевом артефакте выветрились из головы. Сегодня на сторожевой пост поставили явно не того человека, которого стоило бы.
Кукла ощупала лицо сплавленными пальцами ладоней. Потом, будто вспоминая, как двигаться, сделала неловкий, неестественный шаг… и завалилась на снег.
Возвращаться в человеческое тело было нелегко, непривычно. Лицеус Синебород с трудом удерживал инстинкты, требующие защититься от холода густой шерстью, стать куда сильнее и крупнее, отказаться от балансирования на двух ногах и опуститься на четвереньки, в гораздо более удобную позу. Отрастить пасть побольше, клыки острее.