Стальной мотылек

— А к кому обращался?

— Ни к кому… Не верите вы мне.

— А ты сам себе веришь? Я же вижу, маешься ты, места себе не находишь. Признался бы, и дело с концом…

— Может, лучше Скачков признается, — усмехнулся Семен. — Или он вне подозрений?

— Да с ним не все просто. Но зацепок нет… Закрыть мы его, конечно, можем…

— А если отомстит?

— Отомстит? — удивленно повел бровью Прихожих. — Кому отомстит?

— Ну, тому, кто закроет… Или тому, кто его сдаст… Он может отомстить. Поэтому Лида его не сдает.

— Это ты о чем?

— Скачков человека в конце девяностых похитил, искали его. С собаками искали. Панарин в это время уже сидел. К нему на зону ездили, пробивали насчет Скачкова. Может, и пробили… И второго друга их пробили. Толик его зовут. Так он до сих пор не вышел. И выходить не хочет, потому что Скачкова боится… И Панарин его боялся… Не зря, выходит, боялся. Отомстил ему Скачков за предательство. Выждал время и отомстил…

— За предательство?

— За предательство.

— Кто тебе такое сказал?

— Лида. Надралась и рассказала…

— То, что Скачков убил Панарина из-за предательства, сказала?

— Ну, прямо нет, но дала понять…

— Надо бы поговорить с ней.

— Бесполезно. Спит она. А когда проснется, не факт, что скажет. Боится она Скачкова… А, может, и скажет… — пожал плечами Семен. — Если к стенке припереть, скажет… А припереть ее фактами можно. Надо узнать, кто занимался розыском Скачкова в девяносто девятом, кто ездил в зону к Панарину. Этими фактами и надо прижать Лиду.

— Кто занимался розыском Скачкова? — вслух проговорил Прихожих. — Ну, можно пробить…

— И чем быстрее вы это сделаете, тем лучше.

— Ну, задачи нам ставить не надо… Хотя версия интересная… Задерживать я вас не стану, гражданин Арбатов, — перешел вдруг на официальный тон лейтенант. — Но мой вам совет: гостиницу не покидать. Даже не совет, а требование. Считайте, что это домашний арест. И Панарина пусть остается здесь. Здесь, под вашим присмотром. В противном случае, нам придется принять меры…

Семен кивнул. Увы, но ситуация действительно более чем серьезная. Неспроста же оперативники отрабатывали его боевых друзей. В любое время могло последовать постановление на арест.

Глава 14

Лев в клетке мечется не просто так: заточенный зверь жаждет свободы, а ее нет. И Радик чувствовал себя зажатым со всех сторон. Как проснулся утром в дурном настроении, так и не может найти себе места.

В спортзал пошел, но хватило его минут на пять, в бассейн собрался, но даже в воду не окунулся. Решил было ехать к себе в офис, но передумал, закрылся в своем кабинете, там до самого обеда и просидел. А за обедом оторвался на Инне Сергеевне. Женщина всего лишь спросила, почему он такой расстроенный, а он в ответ ей нагрубил. Потом, правда, попросил прощения.

Антонина тоже хотела спросить, что с ним, но после инцидента с экономкой не решилась на это. Она ждала, когда он сам озвучит свою тревогу.

И дождалась.

— Ворон мне сегодня снился, — сказал он, оттягивая верхний срез футболки. Казалось, ему не хватало воздуха. — Сначала один кружил, потом другой… Они кружат, а я стою, смотрю на них, а пошевелиться не могу. Как будто парализовало. Потом чую, ноги во что-то погружаться стали. Смотрю, а подо мной могильная насыпь. И крест перед глазами. Роман Васильевич Панарин… Представляешь, меня к нему в могилу засасывало! А Женька стоит, смотрит, скалится! Как была стервой, так стервой и сдохла!

— Сдохла?!

Антонина знала, кто такая Женька, поэтому и удивилась. Вроде бы бывшая жена Радика жива и здорова.

— Сдохла?!.. — Он оторопело глянул на нее.

— Ну, ты сказал, что сдохла…

— Ну, это во сне… Это я во сне ее задушил… Сначала задушил, а потом вороны появились. И кладбище это. И она стоит, как будто только что из могилы вылезла…

Глядя на мужа, Антонина подумала о термометре. Может, жар у него? Может, потому и состояние бредовое? Лицо бледное, взгляд воспаленный, еще чуть-чуть, казалось, и подбородок затрясется.

За термометром она не пошла, но приложилась губами к его лбу. Холодный у Радика лоб. И еще влажный от испарины.

— Тебе надо успокоиться, — обняв его, сказала она.

— Да нормально все… Уже нормально. Отпускает… Тебе рассказал, и отпускает, — улыбнулся он.

— Тебе, наверное, редко кошмары снятся?

— Вообще не снятся… Сегодня впервые.

— Стареешь.

— Может быть…

— Кошмарные сны принято рассказывать. После обеда. Примета такая, что после обеда…

— А может, и не примета, — пожал плечами Радик. — Может, если сон не серьезный, он до обеда выветрится. А если серьезный, то нет…

— Может, чувство вины мучает? — всерьез спросила она.

— Из-за Женьки?! — удивился он.

— Из-за Панарина…

— Я его не убивал! — Радик сказал это тихо, но Антонине показалось, что прозвучал гром, и сверкнула молния. — Родная жена не верит! Вот скажи, как так жить?

— Ну, извини…

— Да я-то извиню! А они?.. — Скачков снова оттянул верх футболки и ткнул пальцем в потолок: — Вьются вороны! Вьются! Беда будет! Давай уедем!

— Давай, — кивнула она.

Это был уже не первый его порыв, и всякий раз он давал отбой тревоге.

— Ну, чего стоишь, собирайся!

— Ты серьезно?