Семен скривил губы в каверзной усмешке. Надо было выкручиваться из ситуации, а для этого ему нужен Скачков. Лида могла пролить свет на его темную историю, дать пищу для размышлений или даже для обвинения. А свет она может пролить через постель. Сначала секс, а потом исповедь… Может, именно в таком ключе и действует Антонина? Войти в доверие к Скачкову через интим, разговорить его и выпытать правду. Но если она ведет со Скачковым какую-то хитрую игру в интересах следствия, то зачем она такая Семену нужна?
И Лида ему не нужна. Но так ведь он и не претендует на серьезные отношения. Так почему бы не совместить приятное с полезным? Для этого подойдет любая гостиница. Любая, кроме «Розы ветров»…
Глава 10
Снова утро, снова вставать, собираться, ехать на службу. Неделя начинается с понедельника, а рабочий день — с этого страшного утреннего часа, когда легче умереть, чем подняться…
Антонина вспомнила, что в постели с ней чужой мужчина, в сознании словно вспыхнула красная лампочка, и сон как рукой сняло. На службу надо ехать. Куда угодно, лишь бы прочь из дома!
Она поднялась и вдруг увидела, что Радика в постели нет. Из груди вырвался облегченный вздох.
Это не любовь, это какое-то помешательство. С одной стороны, ее тянуло к Скачкову со страшной силой, а с другой — она боялась его. Он так и не стал для нее своим…
Вчера она проснулась у Скачкова в его особняке. Ее охватила паника, она быстро собралась и уехала. Думала, что все, наваждение закончилось. Но не тут-то было. Радик позвонил ей, и она сразу растаяла, поняв, что жить теперь не может без этого человека.
К Скачкову домой она не поехала: слишком далеко, а у нее работа. Но Радик сам приехал к ней. И подарил ей волшебную ночь. А утром очарование исчезло… Но стоит Скачкову дать о себе знать…
Антонина еще не вышла из комнаты, а ее уже охватило беспокойство — вдруг Скачков пропал навсегда? Если так, то как ей жить дальше?
Но Скачков не собирался пропадать. Он отжимался от пола в гостевой комнате. При виде ее пружинисто встал на ноги и улыбнулся своей белозубой улыбкой:
— Привет, родная!
В годах он уже, но тело, как у молодого. На груди талантливо исполненная, но страшная татуировка — две оскалившиеся тигриные морды с кинжальными клыками. Лютые взгляды смотрели прямо в душу.
Нехорошее у него прошлое, недоброе. И рэкетом Радик по молодости занимался, и контрабандой — как на экспорт, так и на импорт. И недвижимостью занимался — на вырученные от махинаций деньги прибирал к рукам торговые и офисные площади. В середине девяностых очень туго было с валютной наличностью, и недвижимость продавалась за сущие копейки, если сравнивать с нынешними ценами. А деньги у Скачкова и Панарина были.
В зоне Радик был «отрицалой», противопоставляя себя лагерному начальству. Состоял в свите у законного вора, проповедовал блатные законы, на работы не выходил. Правда, длилось это недолго. Власть в зоне переменилась, блатных прижали к ногтю, Скачков, как он сам говорил, выпал в осадок. И к работам его приобщили, и дурь из башки выбили. Но не простили. Если бы не Панарин, не видать ему условно-досрочного освобождения.
Панарин и сам освободился досрочно. Он продолжил начатое в девяностых годах дело, целиком прибрав его к своим рукам. Умудрился и сохранить нажитое, и приумножить, сорвав банк на какой-то очень серьезной сделке. И при этом он не забывал о Скачкове. Отмыв незаконные капиталы, вложил их в ценные бумаги, часть из которых перевел на Радика. И третьему их другу, некоему Толику Ветрякову, кое-что перепало…
Если верить Скачкову, Панарин сделал для него много чего хорошего. Если бы не он, Радик отсидел бы весь срок и вышел бы на волю нищим. А так у него все есть…
— Чего такая сонная? — весело спросил он. — Давай, просыпайся!
— Угу, — кивнула Антонина и отправилась на кухню.
Поставила на плитку сковородку, достала яйца, колбасу, масло. И о кофе позаботилась.
— У Инны Сергеевны завтрак, наверное, интереснее, — ничуть в том не сомневаясь, сказала она.
— Интереснее, — кивнул Радик, с удовольствием отправляя в рот кусочек поджаренной колбаски, — но это не имеет значения… Да и не будешь ты у меня готовить. И работать не будешь.
— Почему это?
— Я не хочу, чтобы ты работала. Ты уволишься и будешь сидеть дома.
— Не собираюсь увольняться, — возмущенно посмотрела на него Антонина.
— Ты уволишься. — Он продолжал улыбаться, но взгляд заледенел. И тут же растаял. — И будешь растить наших детей.
— Ну, загадывать пока рано, — покачала она головой.
Еще неизвестно, как все сложится. Может, Скачков уже завтра ускачет от нее. Или даже сегодня.
— Все уже решено, — твердо проговорил он. — Ты со мной, я с тобой, и никаких гвоздей… А если вдруг возникнет какой-то гвоздь, мы его вырвем.
— Это ты о чем?
— О ком! — сурово нахмурил брови Радик. — И ты знаешь, о ком!
— Не надо его трогать! — забеспокоилась Антонина.
— Кого?! Этого хлыща?! Да сдался он мне! — презрительно скривился Радик. — Если сам не выскочит, то никто его не тронет… Знаешь, с кем он сегодня ночевал?