Сталкер-югенд

− Мне нужно к заводу! Нет!? Одна пойду!

− Зачем интересно знать?

− Там ребята.

− А они что там оставили?

− Надо.

− То, что надо давным-давно растащили. Еще до моего рождения. Боезапас подчистую вымели. Ни патрона не оставили. Нет там никакого завода, и не было. Склады армейские.

− А оборудование? Машины?…

Паха присвистнул — чего захотела!

−…Радиолокатор? Метеовышка?

Паха отрицательно замотал головой.

− Заводом называют из-за трубы. Она сама по себе торчит. Что-то строить собирались, дорогу с той стороны удобную проложили, да не успели видимо.

− Все равно пойду! — заупрямилась Чили. Обидно было не за вранье, что им скормили, за Рапторов… за Лонко и Юшенг, за Феликса…

Девушка с трудом сглотнула подступивший к горлу ком.

− У них даже оружия нет…

Паху не поколебать. Он не жалостливый, он просто давно на войне, где все против всех и редко кто прикроет спину.

− Тогда я сама, а ты…

Ей протянули бинокль. В тени покосившейся бетонной плиты, положив голову на лапы, лежала огромная псина.

− Не тебя провожать? — спросил Паха.

− Всего-то? — храбрилась Чили. — Одна.

− Один. Полоса на спине.

− Ну, он.

− Динго стаей живут. Не знаешь?

− И что делать? — не очень боевое поведение Пахи сбило Чили с толку. Автомат есть, патроны. За чем дело стало?

− Двигать в нужную сторону.

− Бежать?

− С этими, − Паха указал на пса, — лучший выход бежать. Близкий с ними контакт всегда не к пользе человека оборачивается.

Что она может ему возразить?

− А сможешь? С ногой, − где-то в её мыслях теплилась надежда. Если останутся, значит, вернутся.

− Придется смочь, − расплывчато ответил Паха.

Первое что он сделал, сходил к болоту и выловил лягву. Как умудрился непонятно. Чили не видела. Добычу завернул в мокрую тряпку, а поверх полиэтилен. На её немой вопрос зачем, так же немо ответил — надо. В том же болоте утопил вещи тюхалы. Закончив с приготовлениями и собрав пожитки, Паха придирчиво проверил рюкзак Чили. На два раза подергал ремешки, застежки, пуговицы.

− Терпимо, − таков его вердикт.

В уголья сунул сырую дровину, бросил охапку сырой травы. Костер задымил.

− Вроде мы еще здесь, − пояснил Паха обманку.

*** Город. В дни предыдущие.

Головач потыкал окурком в переполненную пепельницу, рассыпая жамканные фильтры и старые бычки. Долго, через нос, выдохнул последнюю затяжку. Помахал, разгоняя терпкий, махорочного привкуса, сизый дым. Курить он себе позволял, только когда не лез в подземку или тоннели.

Ему полтинник с хвостиком и хвостик скоро дотянется до шестидесяти. Наемник сед, хмур, зарос щетиной и устал. Люди его нисколько не знавшие, или встретившие впервые, пожалеют, дошел мужик. Головач никогда на жалость не разменивался. Как в землю кинут, тогда пусть и жалеют, плачут, красиво и длинно говорят. А пока жив… дел полно.

− Давай по последней, − предложил Головач. − Завтра рано на службу.

Варуша твердой рукой поделил остатки самогона. Капля в каплю. «По последней» по полстакана и вышло. Он противоположность своего командира. Такими восхищаются — все им по плечу: пить без меры, воевать без устали, терпеть зной и холод без ущерба для здоровья. С бабами без осечек. Хочется и можется. И даже через не хочется, по требованию. Но внешность обманчива. Копни глубже и окажется, достиг человек предела прочности. Или сопьется в год-два, или вздернется, или сгинет в одном из рейдов. Так вот Варуша от своего предела в полушаге, если не ближе.

− Чего бы хорошего….

− В самогоне? Отец любил. Память.

«У моста», не том что на Бульваре, а на Спуске, подавали напитки и получше картофельного первача, но Головач предпочел такой. В старой темной бутылке из-под пива, с бумажной пробкой завернутой в пленку. И посуда под разлив соответствующая — граненная и с рубчиком.

− Я про службу, − пояснил Варуша, хотя особых пояснений не требовалось.

− Про саму службу?

− И про саму и про Богуша. У него конечно денег две баржи и лодка. Но сам знаешь, не все за деньги и не за всякие деньги покупается.

− Хорошо сказал. Но деньги они… сами по себе деньги. Ресурсы, − с остановками говорил Головач. Нет, слова не подбирал. Реакция на хмель запинаться. − После Речного нас убыло, мы пообносились и растратились. А кто нас таких возьмет? Надо восстановиться.

− Но Богуш нанял?

− Нанял. По другим причинам.

− Его причины слепому понятны. Прижали его. А по каким ты подвязался на службу? И за каким…? Не поверю что по сиротской доле.

− Не верь.

− Подробности можно?

− А зачем тебе подробности, раз со мной остался.

«Темнит», − решил Варуша и сам тому решению подивился. Не водилось за командиром такого. Темнить.

По соседству загомонили, обсуждая городские новости. Сыпались имена, назывались улицы, звучали возмущения. Слева толстяк уткнулся вспотевшей мордой в тарелку и давился, жрал макароны с мясом. Ложка спешила ко рту быстрее, чем сглатывал. Шумно дышал носом, не поперхнуться едой. За толстяком весьма одинокая дама, из тех, что одиноки всегда, игриво болтала ножкой в ярко-красной туфельке. Её цепкий взгляд путешествовал по залу в поисках ночного заработка. Наемников она игнорировала. Безобразники, бьют и платят копейки.