#Сталкер

Тогда пришла в храм прямиком из больницы — тихо плакала перед иконой и впервые попросила для себя. Не сотворить чуда, а просто дать подсказку, какой–то знак.

Шла по городу, укутавшись в старое залатанное пальто. Увидела витрину парикмахерской и салона париков. Не думая, шагнула внутрь.

Вышла оттуда с короткой стрижкой, под мальчика. Попросила обрезать максимально — чтобы продать побольше. Волосы, хоть были и крашеные, но здоровые — заплатили много.

Руслан тогда впервые за всё это время заплакал. Я улыбнулась, сказала: «Отрастут, не зубы», а по его лицу катились слёзы, когда он перебирал короткий рваный «стильный» ёжик на моей голове. Мне тоже было обидно, больно — но я иного выхода не видела. Правда, ситуация была край — хоть на панель иди, или банк грабить — выхода нет.

Вытряхнула шкатулку с драгоценностями — сдала в ломбард. Мама тоже продала своё золото, и соседка — Марфа Васильевна, у неё было очень много и старинное. На операцию накопили быстро, ногу ему спасли.

Так и жили. Прошёл год, снова наступила осень. Больше дышать свежим воздухом на балконе он не мог — холодно. А спускать с пятого этажа без лифта коляску и его самой — невозможно. Я приглашала массажиста по выходным, он помогал бесплатно, и мы гуляли по парку. Я толкала коляску, а Руслан молчал, разглядывал идущих навстречу людей. Один раз я так устала от сочувствующих взглядов, что начала материть одну женщину — она сидела на соседней скамейке и пялилась — нагло, с жалостью, брезгливо. Не выдержала — подбежала к ней, орала на всю улицу. Руслан тогда подъехал, толкнул колесом в ногу и схватил за руку.

— Оставь, Божена. Не стоит.

Баба со скамейки испарилась, а я села на её место. Уткнулась лицом в его тощие колени, накрытые клетчатым пледом, и зарыдала. Руслан гладил по голове, а потом тихо сказал:

— Если бы не ты, я бы давно уже сдох. Им не понять — они думают, что счастливы. На двух ногах, относительно здоровые. Им не понять… — вздохнул, поднял моё зарёванное лицо, вытер слёзы шершавыми пальцами, — Они — бедные, убогие. Они, а не мы. Запомни это, запомни; и никогда больше не плачь из–за убогих — никогда. Поняла?

Я кивнула, и тогда он улыбнулся.

— Пошли домой, — сказал, дотронувшись кончиками пальцев до моих губ.

Меня как током прошибло. Ведь не касались друг друга долго, мучительно долго. Не до этого, да и не представлялось как — он же привык подминать под себя, а тут…

Домой добрались быстро. Сосед с первого этажа помог справиться — уложили на постель моего мужчину. Выпроводила за дверь, прислонилась к ней спиной — страшно.

Пошла на цыпочках в спальню, остановилась в проёме. Руслан глядел в потолок, перебирая руками тонкое одеяло. Бросил взгляд на меня, нахмурился.

— Что? — спросил с опаской.

Я подошла ближе, села на кровать. Погладила напряжённую ладонь, предплечье, провела по плечу. Под пальцами расползлись мурашки — у него.

— Енечка, не надо, — прошептал приглушённо, — Я же не могу…

— Тихо, — наклонилась, чтобы поцеловать, прикоснуться губами к его губам, — Люблю тебя, люблю безумно. Никогда не брошу, — шепнула в щёку, — Чтобы ни случилось, слышишь?

Кивнул, осторожно обнял одной рукой, потом второй. Обхватил некрепко — как мог.

Мы впервые занимались любовью. Во всех смыслах. Медленно, томно. Я ласкала его, вкладывая всё тепло в руки, ласкала губами. Он сжимал меня в объятиях — всё, что был в состоянии делать. По–прежнему горячий, твёрдый — мой. Насаживалась так глубоко, что кричала, как прежде; он вторил мне, нетвёрдо обхватив ладонями за талию.

— Люблю, — шептала, со слезами счастья на глазах, — Мой, только мой.

— Моя, — отвечал он негромко, — Моя, только моя.

24

Пепел лёгок и светел, я не заметил, как время прошло.

Чары силу теряют и превращают жемчуг в стекло

Би–2 «Молитва»

Сколько мы были вместе? Год, два? Уже и не помнила. Со временем стало легче.

Руслан креп, постепенно стал походить на себя прежнего. Руки стали сильными, плечи — шире; занимался усердно, подтягивался на турнике, отжимался от пола — физиотерапевт держал слабые ноги. Он стал чаще улыбаться, особенно когда смог резко поднимать окрепший торс и перехватывать мою руку по утрам, заваливая на себя.

Я стала изобретательной в постели. Смешно сказать, муж — калека, лежит на спине, а сексуальная жизнь по–прежнему была, и огого. Покупала разные наряды, дразнила его, играла с ним. В один вечер прикинусь горничной, пройдусь с пуховкой, чуть наклоняясь — открывая нижнее бельё с разрезом в пикантном месте. Рычал, царапал одеяло, зазывал к себе. В другой изображала из себя госпожу — дразнила, водила по грани, доводила до исступления, а потом кончали — громко, долго и вместе.

Когда окреп окончательно, держал меня за ягодицы и не отпускал, пока я не теряла сознание, хватая ртом воздух; один, а то и два раза. Гладил, трахал пальцами, если мылись в душе. Дёргал за бёдра на себя, заставлял выгнуть спину и упираться в стену — лизал до беспамятства, дочиста.