«Сталинский питомец» — Николай Ежов

В 1995 году Наталья обратилась в Прокуратуру с ходатайством о применении к ее отцу Закона «О реабилитации жертв политических репрессий», принятого в октябре 1991 года. Она выдвинула следующие аргументы: «Ежов — продукт господствующей тогда системы кровавого диктаторства. Вина Ежова в том, что он не нашел в себе сил отказаться от рабского служения Сталину, но его вина перед советским народом ничуть не больше, чем вина самого Сталина, Молотова, Кагановича, Вышинского, Ульриха, Ворошилова и многих других руководителей партии и правительства»^{774}.

Рассмотрев дело Ежова, Главная военная прокуратура пришла к заключению, что за отсутствием доказательств из приговора следует исключить обвинения в шпионаже в пользу иностранных разведывательных служб и в организации убийства его жены. Но безосновательно было бы исключать из приговора другие обвинения, то есть «вредительство, покушение на совершение терактов и участие в организации исполнения этих преступлений». Прокуратура апеллировала к серьезным последствиям деятельности Ежова на посту наркома НКВД и истреблению населения страны, в котором он был повинен, будучи ответственным за организацию массовых репрессий. Таким образом, по мнению Прокуратуры, на Ежова реабилитация распространяться не может^{775}.

4 июня 1998 года Военная Коллегия Верховного Суда вынесла решение: Ежов реабилитации не подлежит. Председатель Коллегии Николай Петухов заявил, что таким образом будет соблюдено правосудие. По его убеждению, принятый в октябре 1991 года закон не предназначен для таких людей, как Ежов. Бывший член Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев, в то время занимавший пост председателя Комиссии при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий, считал возобновление дела Ежова «недемократичным» и «опасным сигналом» возвращения к прежним временам и реабилитацией преступлений сталинского режима^{776}. Несмотря на это, Наталья Хаютина намерена продолжать борьбу за пересмотр этого дела^{777}.

Суд над Фриновским состоялся 4 февраля 1940 года. Он был приговорен к высшей мере наказания за участие в заговоре под руководством Ежова и 8 февраля расстрелян[95]. Его родственники также делали безуспешные попытки добиться его реабилитации^{778}. 2 февраля Военная Коллегия вынесла смертный приговор Евдокимову, на следующий день его расстреляли. В отличие от Ежова и Фриновского, он был реабилитирован (17 марта 1956 года).

Что касается прочих лиц из окружения Ежова, его телохранитель Василий Ефимов и племянник Виктор Бабулин были осуждены Военной Коллегией 19 января и получили высшую меру; приговор был приведен в исполнение через два дня^{779}. 20 января приговорен к смерти брат Ежова — Иван и другой племянник Анатолий Бабулин, обоих расстреляли на следующий день. Другими словами, когда 3 февраля на Военной Коллегии Ежов просил не трогать его родственников, Ульрих уже отправил их на смерть. Семен Урицкий был приговорен к высшей мере 21 января и расстрелян на следующий день. Зинаида Кориман и Зинаида Гликина получили высшую меру 24 января; приговор приведен в исполнение на следующий день. 26 января к смерти приговорены Исаак Бабель и секретарь Ежова Серафима Рыжова; расстреляны на следующий день. Смертный приговор Кольцову вынесен 1 февраля; расстрел состоялся на следующий день. Боярский тоже приговорен Военной Коллегией к высшей мере 1 февраля и расстрелян на следующий день. 2 февраля тот же состав вынес смертный приговор Илье Фейгенбергу; на следующий день его расстреляли. В числе обвинений были терроризм, шпионаж, участие в заговоре, контрреволюционная деятельность. 15 октября 1939 года арестовали Филиппа Голощекина, а потом расстреляли в Куйбышеве 28 октября 1941 года^{780}. Владимир Константинов был расстрелян в январе 1940 года. Что стало с другим гомосексуальным партнером Ежова, Иваном Дементьевым, не известно. Первая жена Ежова Антонина Титова не подвергалась судебному преследованию и скончалась в 1988 году в Москве^{781}. Его сестра Евдокия также пережила сталинский террор и умерла в Москве в 1958 году^{782}. Имени матери Ежова тоже не оказалось в списках лиц, представленных Берией к расстрелу. Осталась в живых и няня Марфа Григорьевна Смирягина[96].

За падением Ежова последовали сотни арестов его прямых пособников и других сотрудников НКВД. Арестованы были все его заместители и начальники отделов. Почти все бывшие руководители НКВД союзных и автономных республик и подавляющее большинство начальников областных НКВД, а также другие руководящие работники были освобождены от должностей и осуждены. Уже осенью 1938 года, с сентября по декабрь, было арестовано 332 руководителя НКВД, 140 из них работали в центральном аппарате, 192 — в областных структурах^{783}. Аресты продолжались и в следующем году. За 1939 год было арестовано 1364 работника НКВД, 937 из них были сотрудниками госбезопасности^{784}.