Как мы уже убедились, у Исаака Бабеля действительно мог быть роман с женой Ежова. Как бы то ни было, он часто посещал квартиру Ежовых. Его, казалось, притягивала зловещая фигура Ежова — распорядителя жизни и смерти других людей, являвшего противоположность его интеллектуальному окружению. Кроме того, Бабель работал над романом о чекистах и органах госбезопасности. По словам Ильи Эренбурга, Бабель знал жену Ежова еще до того времени, когда она вышла замуж. Он иногда ходил к ней в гости, понимал, что это опасно, но ему хотелось, как он говорил, «разгадать загадку». Однажды, покачав головой, он сказал мне: «Дело не в Ежове. Конечно, Ежов старается, но дело не в нем…»{754}. В мае 1939 года Ежов признал, что Бабель вместе с Евгенией занимался шпионажем. Не прошло и недели, как писатель был арестован, и на допросе он дал показания против Ежовых{755}. Другой писатель, Михаил Кольцов, был арестован еще до этих событий — 14 декабря 1938 года. Ежов показал, что после возвращения Кольцова из Испании в 1937 году дружба последнего с Евгенией стала еще теснее. На вопрос мужа, что их так сильно связывает, Евгения сослалась на свою работу, как литературную, так и другого характера: «Жена вначале отделалась общими фразами, а потом сказала, что эта близость связана с ее работой. Я спросил, с какой работой — литературной или другой? Она ответила: и той и другой. Я понял, что Ежова связана с Кольцовым по шпионской работе в пользу Англии»{756}.
Физическое состояние Ежова в течение многих лет было неважным. В конце ноября 1938 года в своем письме к Сталину он жаловался: «За два последних года напряженной, нервной работы, в сильной степени напрягли всю нервную систему. Обострились все восприятия, появилась мнительность»[89]. В тюрьме его здоровье только ухудшилось. 10 января 1940 года Берия доложил Сталину, что днем раньше заключенный заболел. Ежов жаловался на боль в районе левой лопатки, и врачи диагностировали крупозное воспаление легких, с пульсом 140 при температуре 39°С. Его поместили под тщательное медицинское наблюдение{757}. Через три дня Берия доложил Сталину, что состояние Ежова ухудшается и сообщил о диагнозе и принятых мерах: «Установленная ползучая форма воспаления легких, вследствие прежнего заболевания Ежова Н.И. туберкулезом легких, принимает острый характер. Воспалительный процесс распространяется также на почки; ожидается ухудшение сердечной деятельности. Для обеспечения лучшего ухода, арестованный Ежов Н.И. сегодня переводится в больницу Бутырской тюрьмы НКВД СССР»{758}. По всей вероятности, Берия забеспокоился, что Ежов не доживет до суда и приговора.
А процесс неотвратимо приближался. Еще через три дня, 16 января, Берия, используя методы Ежова, представил Сталину на утверждение список имен 457 «врагов ВКП(б) и Советской власти, активных участников контрреволюционной, право-троцкистской заговорщической и шпионской организации», дела которых предлагалось передать на рассмотрение в Военную Коллегию Верховного Суда. Из них 346, по мнению Берии, следовало приговорить к высшей мере наказания, в том числе: Ежова, его брата Ивана и племянников Анатолия и Виктора Бабулиных; Евдокимова, его жену и сына; Фриновского, тоже с женой и сыном; Зинаиду Гликину, Зинаиду Кориман, Владимира Константинова, Серафиму Рыжову, Сергея Шварца, Семена Урицкого, Исаака Бабеля и Михаила Кольцова. В список были также включены имена не менее шестидесяти сотрудников высшего эшелона НКВД{759}.