Фриновский вернулся в Москву 25 августа, сразу после назначения Берии, и был немедленно вызван в НКВД Ежовым; их беседа продолжалась больше часа. После своего ареста он показал: «Я Ежова вообще никогда в таком удрученном состоянии не видел. Он говорил: «Дело дрянь» — и сразу же перешел к вопросу о том, что Берия назначен в НКВД вопреки его желанию». 27 или 28 августа Фриновский встретился с Евдокимовым, который настоятельно советовал до приезда Берии позаботиться о недоделках, которые могли бы их дискредитировать. Он сказал Фриновскому: «Ты проверь — расстреляли ли Заковского и расстреляны ли все люди Ягоды, потому что по приезде Берия следствие по этим делам может быть восстановлено и эти дела повернутся против нас». Тогда Фриновский удостоверился, что группу чекистов, включая Заковского и Миронова, расстреляли 26–27 августа (на самом деле они были расстреляны 29 августа){619}. Ежов, Фриновский и Евдокимов не зря беспокоились, что чекисты, арестованные по обвинению в заговоре, могут под нажимом Берии дать показания против окружения Ежова или даже против самого Ежова. Не напрасно торопились они привести приговоры в исполнение до конца августа, пока Берия был в Грузии.
Фриновскому не требовалось объяснений: Берия, очевидно, был назначен с прицелом на его дальнейшее выдвижение на пост наркома внутренних дел. Фриновский понимал, что грядет новая чистка{620}. Он формально оставался заместителем Ежова до 8 сентября, а потом получил назначение на пост наркома ВМФ. Берия сразу же приступил к исполнению обязанностей в должности начальника первого управления (госбезопасности) НКВД. С этого момента документы НКВД стали оформляться за двойной подписью — его и Ежова. Одновременно Берия приступил к реорганизации центрального аппарата НКВД; предварительный план был рассмотрен на Политбюро 13 сентября, и в течение десяти дней новая структура была утверждена. Официально Берия вступил в должность начальника ГУГБ 29 сентября, но можно с уверенностью заключить, что с начала сентября, после ухода Фриновского, Берия стал полновластным хозяином в НКВД. Тут же последовали аресты и отставки высокопоставленных сотрудников НКВД: 13сентября были арестованы А.П. Радзивиловский и М.С. Алехин, 15 сентября начальник УНКВД по Московской области В.Е. Цесарский был с понижением переведен на должность начальника Управления Ухто-Ижемского ИТЛ, а 24 сентября был арестован бывший шеф НКВД БССР (с мая 1938 года Глава 3-го управления НКВД) Б.Д. Берман.
Можно только догадываться, почему был назначен именно Берия, а не кто-нибудь другой. Выбор Сталина, вероятно, был обусловлен тем фактором, что Берия находился под угрозой преследования со стороны Ежова. В 1938 году их былая дружба распалась, когда Ежов расследовал ряд сигналов, полученных в Москве относительно Берии. Сталин понял, что в этой ситуации Берия и Ежов стали противниками, что он мог назначить Берию преемником Ежова, не опасаясь совместной интриги с их стороны. Новый нарком внутренних дел должен был быть партийным функционером, членом Центрального Комитета с солидным опытом чекистской работы. Единственным претендентом с таким послужным списком, способным составить Берии конкуренцию, был М.Д. Багиров.
За несколько лет до этого Берии удалось произвести хорошее впечатление на Сталина, что подтверждает письмо Сталина, посланное Кагановичу в 1932 году. Берия «хороший организатор, деловой, способный работник», тогда как С.А. Мамулия, кандидатуру которого предлагал на пост первого секретаря ЦК КП(б) Грузинской ССР Орджоникидзе, — «не стоит левой ноги Берии»{621}.[68] Сталин ценил Берию не только как секретаря-партийца, который к тому же принял активное участие в работе февральско-мартовского пленума 1937 года, он также знал его как человека жесткой чекистской закалки. В 1937–1938 годах, когда Берия еще возглавлял грузинский ЦК, он принимал личное участие в допросах и избиении заключенных{622}.[69] Но в планы Сталина не входило сразу назначить Берию наркомом внутренних дел, он задумал назначить его сначала первым заместителем, постепенно расчищая путь к устранению Ежова. Это было проявлением свойственного Сталину коварства — подкрадываться шаг за шагом, нагоняя страх на Ежова, заставляя его метаться и вынуждая его раскрывать слабые места.