Сталинский неонеп

Впервые Берия зачитал доклад 21 июня 1935 года на собрании Тифлисского партийного актива. Чтение происходило на протяжении пяти часов в атмосфере восторженной истерии, бесчисленных оваций. Вслед за этим разделы доклада, один за другим, стали публиковаться в «Правде», а затем там же появилась передовая под названием «Вклад в историю большевизма», в которой доклад именовался «великолепным почином», «прекрасной инициативой» и т. д. [674] В сентябре 1935 года ЦК дал директиву всем партийным организациям: «Организовать изучение партийным активом, пропагандистами и партийцами доклада т. Берия… дающего новый богатейший материал о роли т. Сталина как вождя и теоретика нашей партии… В дальнейшем ведении занятий использовать доклад т. Берия, как обязательное пособие» [675]. Доклад был выпущен отдельной брошюрой, выдержавшей впоследствии девять изданий.

Как заявил Микоян в 1953 году на июльском пленуме ЦК, после смерти Сталина Берия сказал членам Политбюро, что «в этой брошюре имеется фальсификация, привел ряд фактов и статей, без доказательств приписанных Сталину; он считал, что это понравится Сталину. Вот эту брошюру Берия сделал трамплином для прыжка на вышку общепартийного руководства, что ему, к сожалению, удалось. Его брошюру стали прорабатывать во всех кружках. Он получил ореол теоретического работника и верного сталинца. Отсюда и дальнейшее — всё это помогло ему втереться в доверие Сталина. „Видишь, Берия молодец, подобрал материал, изучил, работал над собой, написал хорошую книгу“,— говорил товарищ Сталин» [676].

Исходным пунктом брошюры Берии было взято положение Сталина о том, что большевики, работавшие в России, «конечно, имели возможность принести больше пользы для революции, чем находившиеся за границей эмигранты» [677]. Поняв дальний прицел, который заключался в этом высказывании, Берия проводил «идею» о ведущей роли Сталина в руководстве революционным движением не только Закавказья, но и Российской империи в целом. В соответствии с этим в брошюре впервые был выдвинут тезис о двух центрах большевистского движения — в Петербурге, под руководством Ленина, и в Закавказье, под руководством Сталина. В качестве равных по своему значению большевистских изданий в докладе назывались ленинская «Искра» и грузинская газета «Брдзола», представлявшая собой небольшой листок, который вышел всего четыре раза.

В докладе Берии содержалась разнузданная брань в адрес исторических работ и воспоминаний Енукидзе, Орахелашвили, Махарадзе и других грузинских коммунистов. Вслед за появлением доклада поднялась новая волна «разоблачений» «троцкистских контрабандистов», к которым были отнесены все исследователи истории рабочего движения в Закавказье. Енукидзе, исключённый к тому времени из партии, был лишён возможности публично ответить на новые обвинения в его адрес. Махарадзе выступил с покаянной статьёй, которая, по-видимому, помогла ему — единственному из бывших грузинских «национал-уклонистов» — не только избежать расправы, но и сохраниться на высоком посту вплоть до смерти в 1945 году. Орахелашвили — в то время заместитель директора ИМЭЛ — написал два письма Сталину, где протестовал против «злобно-пасквилянтской проработки». Сталин назвал первое из этих писем «неудовлетворительным», а на второе вовсе не ответил [678].

В июне 1936 года группа грузинских старых большевиков была обвинена в «дискредитации доклада тов. Берия», в «троцкистской клевете на этот исторический документ». «Они говорили,— отмечалось в постановлении по этому поводу партколлегии КПК Грузии,— о якобы преувеличенной роли тов. Сталина и о том, что доклад не отражал тех исторических фактов, которые имели место в работе большевиков Грузии и Закавказья» [679].

Воспоминания и «исследования» дополнялись публикацией фольклорных произведений, призванных показать «любовь» всех народов Советского Союза к Сталину. Естественно, что это фальсифицированное «народное творчество», стихи и песни сказителей, акынов и ашугов отличались крайне низким художественным качеством. Процитировав выдержку из сборника «Сталин в песнях народов СССР», Троцкий писал: «Надо прямо сказать: эта поэзия переходит в хрюканье» [680].

Негласное требование выступить с произведением, восхвалявшим Сталина, предъявлялось к каждому профессиональному писателю, в первую очередь из числа тех, кто обладал репутацией талантливых мастеров, независимых или даже оппозиционно настроенных (в прошлом) по отношению к советскому режиму.

В начале 1936 года в «Известиях» было опубликовано стихотворение Б. Пастернака «Мне по душе строптивый норов…», написанное по просьбе Бухарина. В нём поэт подчёркивал слитность собственной «малости» и величия Сталина.

А в те же дни на расстояньи

За древней каменной стеной

Живёт не человек — деянье,

Поступок ростом в шар земной.

Судьба дала ему уделом

Предшествующего пробел.

Он — то, что снилось самым смелым,

Но до него никто не смел…

В собраньи сказок и реликвий,

Кремлём плывущих над Москвой,

Столетья так к нему привыкли,

Как к бою башни часовой.

И этим гением поступка

Так поглощён другой поэт,