СТАЛИНИАДА

Рыклин и Гронский ушли обрадованные, так как ждали жестокого разноса. Сталин не любил Бедного, и это предотвратило его гнев.

Урок гласности

В 1933 году В. М. Весенин и другие журналисты «Крокодила» подготовили интересный материал, разоблачающий ротозейство руководящих должностных лиц. Журналисты специально организовали фиктивный трест «Главметсор», предупредив об этой мистификации органы ГПУ. Трест обрел печать "взамен утерянной" и был призван производить сбор металлолома из "обломков метеоритов", читать популярные лекции о заготовках металлов на основе предсказания места падения внеземных тел. Для выезжающих к этим местам членов далеких экспедиций были получены редкие в те годы патефоны и пластинки. Все бумаги треста подписывал его руководитель с характерной фамилией О. Бендер.

Столь же заметные фамилии носили и другие работники этого учреждения — Коробочка, Хлестаков, Собакевич. Взрослые дяди, завороженные официальными запросами на бланках с печатью, принимали все всерьез. Завершилась мистификация тем, что какой-то умный чиновник заподозрил обман. Но десятки начальников попались. Все они разоблачались «Крокодилом» как ротозеи и невежды, глупцы и головотяпы.

Фельетон получился очень смешным. Его передали в высшие инстанции. Все Политбюро очень смеялось, одобряло, но выпустить в свет без благословения Сталина никто не решался.

Сталин же в это время отдыхал где-то под Сочи. Послали материал к нему. Он посмотрел и сказал: "Какая страшная Россия".

Печатать не велел. Однако приказал наказать конкретных виновников, разоблачавшихся в фельетоне.

Жест великодушия

В начале 30-х годов в городе Нежине жила дочка уборщицы, проявлявшая музыкальные способности, однако у нее не было рояля и она написала об этом Сталину. Через некоторое время девочке прислали рояль. Весь город и все его дальние и ближние окрестности немедленно узнали об этом и бурно обсуждали это событие, что способствовало популярности Сталина.

В те же годы молодой литературовед Ульрих Рихардович Фохт был не у дел, без работы и не мог публиковать свои труды. Он очень переживал это. В 29 лет его парализовало. В неврологической клинике его выздоровление шло медленно. Однажды лечащий врач попросил больного рассказать все обстоятельства его жизни, и Фохт поделился своими бедами. Тогда доктор посоветовал ему обратиться к Сталину. Так как Фохт еще плохо координировал движения, послание с просьбой о помощи написал врач. Затем он, водя руку пациента своей, подписал это письмо. Через несколько дней курьер привез Фохту ответ Сталина, имевший два адреса: Бубнову — копия Фохту. Сталин просил Бубнова предоставить Фохту работу. Фохт пришел на прием к Бубнову, и тот предложил ему или быть его помощником, или идти в Московский областной педагогический институт заведующим кафедрой. Фохт предпочел последнее. Во время этого посещения Фохт совершил оплошность: чтобы секретарша пропустила его к Бубнову, Фохт показал и забыл на столе копию письма Сталина. Так он лишился документа, который на долгие годы мог стать для него охранной грамотой.

"Самоубийца" Эрдмана

Сталин, познакомившись с пьесой Николая Эрдмана «Самоубийца», написал Станиславскому:

"Многоуважаемый Константин Сергеевич! Пьесу Н. Эрдмана «Самоубийца» прочитал. По моему мнению и мнению моих товарищей, она пустовата и даже вредна. И. Сталин".

После этого письма Эрдман был выслан из Москвы — время большого террора еще не настало.

"Хлеб" Киршона

В 30-х годах Сталин и другие члены Политбюро посетили театр и посмотрели спектакль «Хлеб» Владимира Киршона. Автор ждал, что его пригласят в правительственную ложу, однако этого не произошло. На следующий день Сталин был у Горького, где оказался и Киршон. Он подошел и при всех спросил Сталина:

— Как вам понравился спектакль "Хлеб"?

— Не помню такого спектакля.

— Вчера вы смотрели спектакль «Хлеб». Я автор и хотел бы знать о вашем впечатлении.

— Не помню. В 13 лет я смотрел спектакль Шиллера "Коварство и любовь" — помню. А вот спектакль «Хлеб» не помню.

Лучший друг советского театра

Станиславский был педантичным и импульсивным человеком. Однажды во время репетиции ему понадобилась веревка, а в реквизите театра ее не оказалось. Станиславский вспылил:

— Невозможно работать в такой неорганизованной обстановке…

В приливе чувств он бросился к телефону.

— Товарищ Сталин, нет никакой возможности вести работу: нужна веревка — в театре нет веревки.

Сталин спокойно и терпеливо выслушал его и спросил:

— Сколько вам нужно веревки?

— Метра три, — ответил растерявшийся от конкретности вопроса Станиславский.

— Хорошо, товарищ Станиславский, работайте спокойно. Через два часа к театру подъехал грузовик с трехтонной бухтой веревки.

Забывчивые люди

Станиславский звонит Сталину.

— Товарищ Сталин, извините, забыл ваше имя-отчество… Ах, да, спасибо. Иосиф Виссарионович, вы хотели сегодня прийти к нам на спектакль, однако мы вынуждены сделать замену. У нас Ольга Леонардовна заболела.