Сталинград. Том четвёртый. Земля трещит, как сухой орех

6-я армия, конечно, не собиралась зимовать на этом рубеже. Её цель была – захват города и разгром оборонительных частей русских. Но!..Уже первые бои за Сталинград показали: сделать это будет архинепросто. Русские бились фанатично буквально за каждую пядь земли города. В жесточайших сшибках, кровопролитных сражениях – рукопашные схватки – ножи в ножи – продолжались 4-5 часов! – защитникам Сталинграда вопреки всему удалось остановить на восточной окраине города многочисленные войска генерала Паулюса, поддержанные тысячами танков, самолётов Люфтваффе, тяжёлой артиллерией и мобильными бригадами миномётчиков.

В Ставке Паулюса поражались невероятной отваге, безрассудному мужеству и военной сноровке советских воинов. Невероятно трудно, а вернее немыслимо было противостоять этому огненному смерчу, этому железному натиску бронированных машин!.. Но русские в этой битве – людей и машин – выстояли, удержались на узкой городской полосе у левого берега Волги и продолжали фанатично сопротивляться.

…Именно это обстоятельство и живая память об операции «Тайфун» – германского наступления на Москву осенью 41-го, когда, считавшийся непобедимым Вермахт, был оставлен на подступах к Москве, а затем и отброшен назад в ходе контрнаступления Красной Армии, – заставило командующего 6-ой армии Паулюса прибегнуть к таким исключительным мерам предосторожности. Оно и понятно: обжегшись на молоке, – -дуешь на воду. Но в том то и дело: это была не вода, а кровь отборных воинских частей Третьего Рейха, а это стоило дорого!

Тревожило генерала испытанного во время вторжения в Польшу, а затем в боевых операциях в Бельгии, Франции, и то обстоятельство, что хотя его механизированным войскам, вооружённым новейшим оружием и удалось занять ряд важных стратегических рубежей, полностью овладеть городом не удалось…

Между тем яростные, изматывающие бои за каждую улицу, дом и этаж продолжались. Ежедневно и ежечасно гибли десятки, сотни лучших солдат и офицеров его армии, а, истекающий кровью, противник, продолжал ожесточённо сопротивляться и даже бросаться в безумные контратаки, предпочитая смерть в бою, вместо выброса белого флага.

– Russe schweine! Allerwertester! Scheibe! Scheibe! Scheibe!8

Всё это в тайниках души опытного боевого генерала наводило на тяжёлые мысли. Гнетущие предчувствия сурового-загадочного рока нет, нет да посещали Фридриха Паулюса…Но, как кадровый военный, как командующий, как признанный эксперт по современной механизированной войне, и просто, как сильный, волевой человек, умеющий управлять своими эмоциями, он крепко держал эти предчувствия в железном кулаке; гнал прочь дурные мысли и настраивал свои боевые соединения, своих генералов исключительно на викторию!

* * *

…перешагивая через обгорелые брёвна, обходя груды битого кирпича с узлами искорёженной арматуры, они продвигались к полуразрушенному дому, крыша которого была сорвана артиллерийским огнём. И повсюду: у огневых точек, на сторожевых постах, у подземных люков, куда в минуты обстрела соскальзывали и укрывались бойцы, – повсюду были солдатские лица. Призрачно проявлявшиеся под лимонными лучами прожекторов, эти немецкие лица – утомлённые, с тёмными подглазьями, с блестящими живыми глазами, жадно и настороженно, с угрюмой почтительностью озирали командующего корпусом генерал-лейтенанта Хубе и сопровождавшего его штандартенфюрера СС фон Дитца. Хваткие руки стрелков – автоматчиков, грязные от ружейного масла, пороховой гари и пыли, крепко сжимали оружие.

– Эй-хо, бесстрашные покорители мира! Сыны Великой Германии, режем глотки большевистским собакам? – Хубе, следуя привычке фюрера, по-отечески потрепал по щеке унтер-офицера, молодое лицо которого напряглось радостно и зарделось от прикосновения. – Что ж, не заступились ещё ваши клинки, из магдебургской стали?

– Никак нет, гер генерал-лейтенант! – мужественный унтер-офицер в стальной каске, щёлкнул каблуками, смело оскалился в улыбке, показав плотный ряд белых зубов.

Хубе рассмеялся, узрев на усталом, но твёрдом лице солдата этот влажный оскал:

– Браво! Ну, как вам, барон? – он благосклонно кивнул, холодно улыбнувшемуся Железному Отто, и откидывая длинную полу генеральского лайкового плаща, воодушевлённо продолжил:

– Чёрт возьми! С такими бравыми парнями, да не опрокинуть в Волгу красную сволочь! Майн Готт! Да это просто нонсенс! Так – нет?

И пока унтер-офицер, от лица своего отделения, лающе заверял, что уничтожить русских и взять Сталинград – «дело чести для каждого немецкого солдата», Хубе, а вместе с ним и фон Дитц остро ощутили запах прогорклого дыма, исходящий от потрёпанного мундира младшего офицера, от его куртки и несвежего белья. Так пахнут тлеющие помойки, где сгорают мусор, кости и пищевые отходы. Так пахла передовая, пахли уличные бои, сожжённая техника, так воняли выгребные ямы, жилые подвалы и свежие рвы погребений…

– Как кормят? – морща красноватый нос, спросил генерал, оглядывая обступивших его и Отто, солдат в полевой форме, не расстававшихся с автоматами.