Сталинград

 - Нужно использовать каждую неровность для укрытия, но, должно быть, отчетливо выделяемся при лунном свете. – Сказал он, сильно нервничая. – Поэтому повышенное внимание.

 - Проклятая луна!

 Если на лесном пятачке, к которому они направлялись, прятались русские, им ничего не стоило подпустить противника к себе поближе и положить всех на месте. Чем ближе они подходили к этим деревьям, тем с большей неуверенностью пробирались вперёд.

 - Заманивали ли нас русские в ловушку?

 - Они, должно быть, нас давно заметили и просто выжидают, чтобы наброситься со всех сторон.

 Треснувшая ветка заставила разведчиков остановиться и ждать.

 - Попались?

 - Давайте живее, дойдём, выясним! - Вдруг огромная ночная птица вспорхнула над головой Фома.

 - Стой, кто идёт? - послышался испуганный окрик по-немецки.

 Штрауб назвал пароль и выбежал вперёд из чащи. Их шумно приветствуя, окружили солдаты. Это была венская дивизия.

 - Никогда ещё мягкий мелодичный тон их речи не был так приятен для моих ушей. – Прошептал Майер и пошатнулся.

 - Вообще-то я не люблю венцев! – признался Шольц.

 Лейтенант взял ракетницу и выпустил одну за другой три белые ракеты. Их огни, прямые, как у свечей, высоко взметнулись над верхушками деревьев, затем медленно упали обратно на землю.

 - Теперь остальные знают, что путь свободен.

 На следующий день Майер почувствовал себя абсолютным трупом и напрочь потерял аппетит. Потом он озадаченно заметил, что моча у него стала тёмно-коричневой.

 - Ты хреново выглядишь, - растерянно произнёс Францл. - У тебя жёлтое лицо.

 - Ты себя сам в зеркале давно видел?

 Когда медик сказал, что это желтуха, Иоганн не выглядел удивлённым и раздосадованным. Он так устал от фронтовой жизни, что был согласен даже заболеть, лишь бы вырваться из ада.

 - Как вы мне надоели! – у него нашлись силы на последнюю шутку.

 - Катись, - пробурчал Вилле на прощание. - Чертовски здорово, что я тебя больше не увижу.

 Но он так сильно сжал его руку, что Иоганн поморщился от боли.

Глава 4

Тихо отворив крашенную жёлтой глиной дверь, Григорий осторожно протиснулся в низенький курень. Побродив по горнице в поисках еды, он обернулся к окну и к своему ужасу увидел очкастого немца, который стоял во дворе с автоматом наизготовку и в упор смотрел на советского солдата.

 - Твою мать!

 Шелехов почувствовал, как у него приподнялись волосы на голове, а по спине тонкой струйкой начал стекать холодный пот. Прошла минута, но немец не выстрелил, а отвернулся и уставился на сарай, где кудахтали возмущённые куры.

 - Почему?! – недоумевал удивлённый Григорий. - Мабудь, он принял меня за мирного жителя, аль зрение изменило ему.

 В этот момент дверь отворилась и в проеме показалась низкорослая женщина. Хозяйка испуганно уставилась на незнакомца, не зная, чего же ей ждать: милости или погибели?

 - Кто вы сами будете? - робко спросила она, стоя, как каменный столб, возле входа.

 - Мы идём к своим, - ответил взволнованный солдат, - мне бы, мать, кусок хлеба, если у тебя есть.

 - Вы, голубчик, схоронитесь пока, а я вам харчей приготовлю, - проговорила скороговоркой женщина.

 - Мы сховаемся в балке за хутором.

 - Ладненько!

 Григорий подождал пока подслеповатый немец уйдёт со двора и тайком вернулся к прятавшимся товарищам. По дороге он всё время думал:

 - Выдаст она нас, аль нет? – гадал он, но случайным спутникам, которых встретил после побега из плена, ничего не сказал. - А ежели она приведёт за собой патруль?

 Минуты текли мучительно долго, сердце, как барабанщик на казни, отбивало чёткую дробь. Григорий вспомнил, как совсем недавно он и Захаров вместе сидели в засаде.

 - Эх, Толик! – вспомнил он погибшего друга. – Зачем так глупо погиб?

 Где-то далеко, за пределами видимости, грохотали сердитые пушки, в перерывах между залпами слышалась отрывистая немецкая речь.

 - Держи ухо востро, Илья, - шепнул он молодому парнишке из Самары, добравшись до поля с подсолнухами, - ежели што, будем уходить.

 - Куда?

 - На кудыкину гору…

 Наконец они увидели седую женщину, которая, озираясь по сторонам, вышла за хутор и направилась в их сторону. В руках она несла узелок с продуктами.

 - Хлопцы, хлопцы, где вы? - тихо позвала она.

 - Мы здесь, - хором ответили красноармейцы. – Немцев не видно?

 - Бог миловал!

 Пока оголодавшие окруженцы ели хлеб и яйца, запивая снедь сытным козьим молоком, женщина внимательно разглядывала их измождённые, перемазанные грязью лица, и в уголках её глаз блестели слёзы.

 - Мой муж тоже воевал в «гражданскую» за Советы, - прошептала жалостливо хуторянка, теребя платочек, - его убили, а я осталась вдовой.

 - Судьба такая…

 - Вы такие молодые - под снаряды, под пули… как агнцы на заклание.

 Она ещё что-то говорила, часто вытирая глаза, но солдаты не слышали её, поскольку очень уж увлеклись едой.

 - Прощай, мать. - Просто сказал Григорий, когда парни насытились, - нам пора иттить.

 - Христос с вами! - прошептала женщина и перекрестилась.

 - Что ты, бабушка, мы неверующие… - улыбнулся Илья Гайнутдинов.

 - Христос с вами, - повторила она с тоской и, вспомнив, крикнула вслед, - ваши здесь ночью были и пошли дальше.