Сталин. Жизнь одного вождя

По свидетельству родственницы Сталина Марии Сванидзе, вождь тяжело переживал убийство Кирова: «Он осунулся, побледнел, в глазах его скрытое страданье». «Осиротел я совсем», – сказал Сталин своему шурину Павлу Аллилуеву[365]. Эти свидетельства, как и сама сталинская печаль, не выглядят невероятными. У многих тиранов крайняя жестокость и безразличие к смертям миллионов вполне уживались с сентиментальными чувствами, если не сказать, с любовью в отношении близких. Убийство Кирова дало Сталину возможность продемонстрировать оба эти качества. Смерть друга он вполне цинично использовал для организации новой кампании террора. Жертвами «кировского потока» были не только бывшие оппозиционеры, ложно обвиненные в подготовке теракта Николаева. В лагеря и ссылку отправились многие тысячи жителей Ленинграда из числа так называемых «бывших» – бывшие дворяне, чиновники, офицеры, священнослужители и т. д. Активизировались аресты по политическим статьям и чистка партии.

Долгое время считалось, что именно эта кампания знаменовала собой начало Большого террора – новой волны жестоких репрессий, обрушившейся на страну во второй половине 1930-х годов. Однако более внимательное исследование событий позволило уточнить картину. В 1935–1936 гг. наблюдалось сосуществование террора и остатков «умеренной» политики, состояние своеобразного полутеррора. Две важных тенденции позволяют говорить о том, что в 1935–1936 гг. террор еще не стал «большим». С одной стороны, количество арестов и расстрелов, произведенных в этот период органами НКВД, было в несколько раз ниже, чем количество арестов и расстрелов в начале 1930-х годов, во время раскулачивания и голода. С другой стороны, репрессии сопровождались своеобразной политикой консолидации общества на принципах «социального примирения», постепенного стирания непреодолимых границ между «правильными» гражданами и изгоями.

Уже 31 января 1935 г., в самый разгар «кировских» репрессий, Политбюро по предложению Сталина приняло принципиальное решение о новой Конституции СССР[366]. Речь прежде всего шла о предоставлении избирательных прав тем многочисленным группам населения, которые ранее были их лишены как «чуждые элементы». Выборы предлагалось сделать прямыми, а не многоступенчатыми, голосование – тайным, а не открытым, как ранее. В общем, был взят курс на принятие нормальной конституции буржуазного типа взамен революционно-ограниченных конституций, существовавших до того. В сопроводительной записке к проекту решения Политбюро о новой Конституции Сталин разъяснял соратникам:

По-моему, дело с конституцией Союза ССР состоит куда сложнее, чем это может показаться на первый взгляд. Во-первых, систему выборов надо менять не только в смысле уничтожения ее многостепенности. Ее надо менять еще в смысле замены открытого голосования закрытым (тайным) голосованием. Мы можем и должны пойти в этом деле до конца, не останавливаясь на полдороге. Обстановка и соотношение сил в нашей стране в данный момент таковы, что мы можем только выиграть политически на этом деле. Я уже не говорю о том, что необходимость такой реформы диктуется интересами международного революционного движения, ибо подобная реформа обязательно должна сыграть роль сильнейшего орудия, бьющего по международному фашизму […][367].

Как видно из записки, даже после убийства Кирова Сталин рассчитывал использовать преимущества «умеренного» курса как внутри страны, так и в международных делах. Возможно, главной причиной осторожности Сталина оставались внешнеполитические расчеты. Усиление угрозы со стороны фашистских государств вело к сближению СССР на антигерманской и антияпонской основе с западными демократиями. В мае 1935 г. был подписан договор о взаимной помощи между СССР, Францией и Чехословакией. Летом 1935 г. VII конгресс Коминтерна, пересмотрев прежние непримиримые позиции, выступил за формирование народных фронтов против фашизма. Надеясь на «полевение» западноевропейских стран и расширение рядов сторонников СССР, Сталин был готов способствовать формированию благоприятного образа процветающей и демократической «родины социализма».