Именно эти двое, особенно Молотов, воспринимались в партии и народе естественными наследниками вождя. И именно по этой причине Сталин публично дискредитировал их, заявив партийному генералитету, что не считает Молотова и Микояна достойными руководить партией и страной. Какие конкретно обвинения выдвинул Сталин против Молотова и Микояна, точно неизвестно. Стенограмма пленума не велась. Судя по противоречивым воспоминаниям участников пленума, Сталин создал очередную политическую амальгаму, использовал реальные и полу реальные факты, но придал им превратную политическую интерпретацию. Он вытащил на свет старую историю о мнимых уступках Молотова иностранным корреспондентам и его ошибках на конференции министров иностранных дел в 1945 г. Он утверждал, что Молотов при поддержке Микояна предлагал повысить заготовительные цены на хлеб, чтобы стимулировать крестьян. Сталин объявил это правым оппортунизмом. Возможно, Сталин говорил что-то о проеврейских симпатиях Молотова и его жены[889]. В конечном счете суть сталинских претензий не имела большого значения. Главный вывод был очевиден каждому присутствовавшему в зале. У Сталина нет достойных наследников. Единственная надежда – долголетие вождя. Молотов и Микоян вышли на трибуну, чтобы заявить о своей преданности Сталину. И это только подчеркнуло его величие. Всем видом Сталин давал понять, что оправдания поверженных соратников не заслуживают никакого внимания. Недослушав Микояна, вспоминал один из очевидцев, Сталин махнул рукой. «Зал немедленно отреагировал очень эмоционально, стали кричать: «Хватит заниматься самооправданием! Знаем вас, товарищ Микоян!», «Кончайте вводить в заблуждение ЦК!» Микоян хотел сказать еще что-то, но зал прервал его, он сел на место»[890]. Эта демонстрация преданности вождю и враждебности к отступникам стала достойным завершением пленума.
Хотя опальные Молотов и Микоян формально сохранили значительную часть своих должностных полномочий, а главное – жизнь, ни они, ни другие соратники Сталина не могли чувствовать себя в безопасности. Чистки начинали затрагивать и соседей по социалистическому лагерю. Вскоре после завершения XIX съезда КПСС, в ноябре 1952 г., в Чехословакии был проведен процесс над группой высокопоставленных коммунистов во главе с Р. Сланским. Подсудимых казнили. Как показывают новейшие исследования, Сталин держал «дело» Сланского под личным контролем[891]. Сланский и большинство его подельников были евреями. Суд над ним как бы перекидывал мостик к следующей акции устрашения, организованной Сталиным, – «делу врачей».
Непосредственным источником дела служила информация МГБ о «врачах-убийцах», в основном евреях, служивших в правительственных медицинских учреждениях. Обвинения против «врачей-вредителей», умертвлявших или собиравшихся умертвить советских вождей, широко использовались на политических процессах 1930-х годов. На закате дней Сталин вернулся к этой фобии. Возможно, потому, что опасался за свою жизнь. Возможно, он видел в аресте кремлевских врачей способ давления на их кремлевских пациентов. В течение многих месяцев с неугасаемым вниманием Сталин следил за фабрикацией материалов о заговоре врачей-евреев и их покровителях – евреях в МГБ. Проявляя нетерпение, он грубо угрожал Игнатьеву, используя даже матерную брань. Он обещал «разогнать» сотрудников МГБ как «баранов», грозил дать им «в морду»[892].
В октябре-ноябре 1952 г., когда завершался первый акт перетряски высших органов власти, Сталин санкционировал аресты врачей, включая начальника Санитарного управления Кремля П. И. Егорова, личного консультанта Сталина В. Н. Виноградова, профессоров М. С. Вовси, В. Х. Василенко. Контролируя следствие, Сталин собирал и инструктировал руководителей МГБ, требуя применять к арестованным пытки[893]. О выполнении этих указаний Игнатьев 15 ноября 1952 г. докладывал Сталину:
К Егорову, Виноградову и Василенко применены меры физического воздействия, усилены допросы их, особенно о связях с иностранными разведками […] Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников[894].