На отдыхе в присутствии Сталина принялись Хрущев и Ворошилов бороться. Борьба была шутливой, но Сталин наблюдал за ней с возрастающим беспокойством. Хрущев слегка ударился головой о мягкий травяной газон. Боже, как заволновался Сталин. Подхватил Хрущева, стал дуть на ничуть не ушибленное место, потребовал врача. Ворошилов ничего не мог взять в толк, пока Сталин не сказал: «Вот, что значит, Клим, редко бывать на заседаниях Политбюро! Уже давно все мы знаем, что голова — это самое слабое место Никиты Сергеевича».
Хрущев пожаловался Сталину, что все — Молотов, Каганович, Берия, Ворошилов, Буденный, даже Калинин — смеются и передразнивают его. Сталин защитил обиженного:
— Товарищи, будьте серьезнее, перестаньте корчить идиота.
«Клим, Семен, — обращается Сталин к Ворошилову и Буденному, — хватит называть Никиту дурачком. А не то он пожалуется Лаврентию, и тот посадит вас за разглашение государственной тайны».
Никиту Хрущева Сталин нередко звал пренебрежительно Микитой. Может быть, из-за страсти того к сбору сплетен и к доносам.
Жуков после очередного выговора вышел распаренный из кабинета Сталина бормоча под нос: «опять из-за усатого тирана страдаю». Хрущев услышал… Жуков не успел дойти до конца коридора, как его вернули в кабинет. Хрущев стоял у стола, не сводя преданных глаз со Сталина, который сидел с потухшей трубкой и имел суровый вид.
— Товарищ Жуков, вы кого подразумевали под «усатым тираном»?
— Гитлера, товарищ Сталин, — кого же еще…
— А ты кого имел в виду, Микита? — прищурился вождь.
Жукова в этот анекдот сочинители вставили зря. Он не всегда вел праведный образ жизни. Обладая полководческим талантом, являлся никудышным политиком. Тем не менее на склоне своей жизни он говорил: «Да, Сталин меня снимал, понижал, но никогда не унижал!»
В подтверждение вышеприведенных слов полководца сошлемся на анекдот послевоенной поры.
На банкете в честь Победы Сталин провозглашает тост за маршала Жукова:
— Пью за самого трусливого маршала нашей страны!
Всеобщее, мягко выражаясь, недоумение…
А Сталин продолжает:
— Я сказал ему, что если сдаст Москву, то будет расстрелян. Потом сказал, если сдаст Ленинград, то будет расстрелян. Потом — если сдаст Сталинград, то будет расстрелян. Потом — если не возьмет Берлин раньше американцев, то будет расстрелян. И вы знаете, этот трус так боялся смерти, что мне не удалось его расстрелять.
Не стоит удивляться, если найдутся антисталинисты, которые усмотрят в вышесказанном доказательство жестокости вождя, но не собственное слабоумие.
В Потсдаме один из высокопоставленных американских чинов в деловом стиле представил Сталину крупного магната: Джонсон, промышленник — нефть, металлы, уголь, банковское дело, сыграв на бирже, сегодня же дойдет как до высшей, так и до низшей точки индекса Доу-Джонса.
Сталин в том же стиле представил крупного военачальника: Жуков, маршал — танки, артиллерия, авиация, штабное дело, сыграв боевую тревогу, сегодня же дойдет до любой точки Ла-Манша.
Это в 1930-х годах случилось. Цирковой артист, исполнявший на арене сложные номера — шпагоглотание, иллюзионизм — славился как дамский угодник. Он познакомился с девушкой и договорился встретиться с ней. Девушка картавила, не выговаривала букву «Р». Поэтому, когда она позвонила в цирк, телефонистка дала ей ЦИК — Центральный Исполнительный Комитет. В высшем органе государственной власти СССР как раз заседало все руководство. Трубку взял сам Сталин.
— Кто говорит?
— Не скажу, — начала кокетничать девушка.
— Вам кого?
Девушка раскокетничалась еще больше:
— Того, кто больше всех заглатывает, красивее всех обманывает, лучше всех угождает…
— Сказали бы сразу, что вам товарища Хрущева. Микита, подойди к телефону.
С какими только проявлениями идиотизма не приходилось бороться И. В. Сталину.
— Микита, это правда, что ты посадил человека за опоздание на работу на 20 минут?
— Да, товарищ Сталин, я заподозрил, что он саботажник.
— А почему посадил другого, который пришел на 20 минут раньше?
— Так рано, когда на работе никого еще нет, может приходить только шпион.
— Ну а того, кто пришел точно вовремя, зачем посадил?
— Он, товарищ Сталин, самый опасный преступник: во-первых, подорвал отечественные финансы тем, что купил часы за границей; во-вторых, занимался антисоветской агитацией самим фактом ношения заграничных часов.
Иногда вождь после какой-нибудь глупости, сказанной Микояном, словно невзначай спрашивал его:
— Сколько, говорите, у нас было бакинских комиссаров?
— Двадцать шесть, товарищ Сталин, и все погибли. А что?
— Да нет, ничего, товарищ двадцать седьмой бакинский комиссар [28].
Взволнованный Микоян прибегает к Сталину:
— Товарищ Сталин, в Армении во время чистки докопались до моего прошлого, требуют от меня объяснений, признания.
— В чем?
— Меня обвиняют, что я некоторое время в дашнаках состоял [29].
— Факт для члена правительства неприятный. Но с кем не бывает. Хрущев вон троцкистом был, сейчас исправился… Разрешаю — отрицай, скрой грех своей молодости.