Сталин против рептилоидов

– По глазам вижу, любишь, – сказал Шалва Семёнович, – шофёр, на аэродром нас, с гражданином Ибрагимом. Давно мы с ним на аэропланах не летали.

Глава 21

Проводник сказал ей, что билет у неё не в мягкий вагон. А в саму, что ни на есть «плацкарту». Он проводил заторможенную гражданочку на её место согласно купленному билету. Осторожно усадил её, надеясь, что у гражданочки во время поездки не будет какого-нибудь припадка. Уж больно странной была эта женщина. С ней говоришь, объясняешь ей, а она головой вроде как кивает, а самом-то деле, не слышит вовсе, словно спит, и не видит тебя, хотя и смотрит. И водкой от неё не пахнет. Проводник проводил болезную на её место, поднёс ей багаж и сказал мужику, что сидел напротив:

– Ты, дядя, пригляди за ней, она, вроде как, не в себе. Если вдруг биться начнёт или орать – ты за мной беги.

И ушёл.

Мужик перепугался, глядел на молодую женщину в городской одежде, которая сидела, уставившись в одну точку, и шептал негромко:

– Ишь ты, никак припадочная.

А потом отважился и заговорил:

– Дочка, тебе докудова ехать-то?

И она словно проснулась, глянула на него удивлённо и сказала тихо:

– До Читы.

– До Читы? – Дядя обрадовался. – А мне до Хабаровска. Значит, вместе поедем. А звать-то тебя как?

– Лена, – сказал женщина как то неуверенно.

– А, что ж, очень даже красивое у тебя имя, а меня Андрей Кондратовичем кличут. Живешь, значит, в Чите?

Она кивнула.

– Муж-то есть?

Она опять кивнула.

– Детки?

– Двое, – отвечал Лена. – Два мальчика.

– Сыновья – это хорошо, а вот дочек тоже надо парочку. Да будут ещё у тебя девки-то, какие твои годы, молодая ещё. А мальцов двое – это хорошо, главное, чтобы войны какой опять не случилось, тогда и двух сынов хватит тебе.

И тут Лена вдруг зарыдала в голос, закрылась руками, и завыла по-бабьи, с надрывом. Да так, что люди с соседних полок стали смотреть: чего там.

А Андрей Кондратович перепугался, привставал, сел на место, покраснел и потряс своей пегой бородёнкой, не зная, что и делать, уже думал за проводником бежать, да Лена вдруг умолкла. Сидела тихая, стала в окно смотреть да слёзы вытирать одинокие.

– Прости, дочка, если словом рану какую твою разбередил, – заговорил сосед и стал своей рукой шершавой и твёрдой словно деревянной, гладить руку Лены, да не гладить, а только прикасаться, едва-едва, словно повредить кожу нежную боялся.

– Да ничего, – отвечала Лена и сняла шляпку свою, – ничего.

– А вот у меня, – начал дядька Андрей и стал ковыряться в своих мешках. – Картошечка очень вкусная есть, теплая ещё. Мне дочка горшок в газеты завернула, картошечка с сольцой да с маслицем топлёным, – он достал и поставил на стол горшок, – мятая, вкусная. Я тебе ещё сейчас сальца малость отрежу, да хлебушка, да лучка крепкого, бери ложечку, – он протянул Лене деревянную ложку, – ну, бери, ешь.

Есть она не хотела видно, ложку взяла из вежливости, а потом глянула на дядьку и сказала:

– Андрей Кондратович, а водки у вас случайно нет?

– Эх, душа моя, – дядя погладил свою бородёнку, – да нешто её укупишь водку-то? Нету водки у меня, нету. Только самогон, а он ядрёный, городские бабы такой не пьют.

– Я пью, – сказала Лена.

– Пьёшь? – Обрадовался дядя. – Так сейчас организуем.

Он потянул из мешка четверть, почти полную с деревянной пробкой.

– А где ж ты научилась самогон-то пить. – Говорил он при этом. – Вы ж городские такие балованные.

– А как Колчак пришёл, а потом и белочехи, так я с мужем и мужиками в тайгу ушла, там и приучилась.

Дядька Андрей замолчал, только руки развёл, а потом произнёс:

– Так ты из наших? Из партизан? А где воевала?

– Начинала у Краснокаменска, и до самого вашего Амура дошла, с отрядом товарища Василькова.

– Партизанка, значит, – чуть не прослезился дядя. – Родная моя. Давай-ка выпьем, раз самогон пить умеешь.

Лена кивнула. Только вот улыбнутся у неё не получилось.

Товарищ Андреев сказал шофёру:

– Тут остановитесь, дальше мы пешком.

Шофёр припарковал автомобиль у Певческого моста. Сталин и Андреев вышли из машины. Они эти места знали неплохо, Сталин хотел идти через Дворцовую площадь, но Андреев предложил пройти через Зимнюю канавку. Иосиф Виссарионович согласился. Они так и пошли, а когда дошли до набережной, Андреев остановился:

– Иосиф Виссарионович, дальше без меня. Там ждут только вас.

Сталин понимал, он согласно кивнул и пошёл к Дворцовому мосту.

Ещё было светло, хоть газету читай, хотя время перевалило за полночь. Дождик стал накрапывать, для Ленинграда дело обычное, он поднял воротник макинтоша.

Иосиф Виссарионович достал трубку, стал её набивать, он ещё издали заметил трёх не совсем обычных людей. Один был похож на монаха, а двое других на профессоров университета. Они ждали его. Увидели, стали кланяться, он тоже им поклонился, снял фуражку. Первый протянул ему руку и сказал:

– Сорокин.

– Сталин. Читал вас, но мало.

Он пожал Сорокину руку.

– Бердяев. Николай. – Протянул руку Сталину.

– Сталин. Иосиф. Читал «Смысл истории». Сильная вещь. Заставляет подумать.

– Вернадский, – представился третий и тоже протянул руку.