Сталин. По ту сторону добра и зла

Тем не менее Ленин был очень доволен работой «чудесного грузина», который с этого времени стал считаться специалистом на национальному вопросу. Хотя в опубликованной всего через год своей работе «О праве наций на самоопределение», его подход к национальной проблеме был совсем другим. И в отличие от Кобы, идеалом государственного устройства которого была областная автономия, Ленин делал акцент на праве наций образовывать самостоятельные государства.

Впрочем, никакого Кобы уже не было, теперь был Сталин, так теперь Коба подписывал свои работы. И время выбора нового псевдонима было выбрано, конечно же, не случайно. По всей видимости, он твердо верил, что вместе с написанием «Марксизма и национального вопроса» он вступил в качественно новую полосу своей жизни.

В старушке Вене Коба еще раз встретился с Троцким. «В 1913 году, — вспоминал Троцкий, — в Вене, в старой габсбурговской столице, я сидел в квартире Скобелева за самоваром. Сын богатого бакинского мельника был в то время студентом и моим политическим учеником... Мы пили душистый русский чай и рассуждали, конечно, о низвержении царизма. Дверь внезапно распахнулась, без предупредительного стука появилась незнакомая мне фигура невысокого роста со смуглым отливом лица, на котором были ясно видны следы оспы».

Однако Коба и не подумал знакомиться. Очевидно памятуя то презрение, с каким Троцкий отнесся к нему в Лондоне, он окинул сидевших за столом тяжелым взглядом, и так и не сказав ни слова, налил себе чая и молча удалился. Но самым удивительным было то, что именно тогда в Вене он мог встретиться с... Гитлером, который проживал в столице Австро-Венгрии. А может, они и встречались, да только вряд ли обратили внимание друг на друга. Да и кем тогда были эти перекроившие мир два человека? Один — провинциальным политиком, а второй — самым настоящим неудачником, ибо все, за что только не брался будущий фюрер, заканчивалось для него полным крахом...

В Петербург Коба вернулся в середине февраля и сразу же заметил за собой слежку. Он долго бродил по улицам, но все было напрасно: филер словно тень следовал за ним. И в конце концов Коба решился на отчаянный шаг. Он нанял извозчика и, рискуя сломать себе на скользкой мостовой шею, на всем ходу выпрыгнул из пролетки. Летевший за ним на другом лихаче филер не решился испытывать судьбу и отстал.

В столице Кобе предстояло решить два самых главных вопроса: о деньгах и об издании «Правды». В это же самое время Потресов и Дан получили письмо из Вологды от Плетнева, который сообщал о своих подозрениях относительно связей Малиновского с охранным отделением. Дан написал о его подозрениях в «Луче», и в партии начался скандал.

А дальше случилось невероятное. Никому не веривший Коба отправился к Дану и... потребовал «прекращения порочащих Малиновского слухов»! После бурного объяснения Дан дал опровержение. Что же касается самого Малиновского, то он отблагодарил своего благодетеля весьма своеобразным образом, и, когда Коба преспокойно беседовал на благотворительном концерте за своим столиком с Бадаевым, его арестовали.

И хотя «ничего преступного» у Кобы при обыске не нашли (записи о фракции меньшевиков-ликвидаторов не в счет), Иосифа Джугашвили было решено «выслать в Туруханский край под гласный надзор полиции на четыре года...» 11 июля 1914 года Коба прибыл в столицу Енисейской губернии Красноярск. Повидавший виды начальник Енисейского губернского жандармского управления с интересом взглянул на стоявшего перед ним грузина. Да, видно успел наворотить этот Джугашвили дел, если из столицы весьма убедительно просили упрятать его как можно подальше.

Лучшего места для такой отдаленной ссылки, чем Туруханский край, не было, и нетрудно себе представить, с какой тоской смотрел Сталин на однообразные пейзажи со своей баржи, едва тащившейся по Енисею. Могучая сибирская река была единственным путем, по которому можно было добраться до центра. Летом — на пароходе, зимой — на оленях и собаках. Бескрайняя тайга, тундра и болота, болота, болота... Деревни лежали на расстоянии 20—40 километров, что говорило о крайней скудости населения...

Не радовала его и предстоящая зима с ее 50-градусными морозами. О побеге нельзя было даже и мечтать. Ледяной ветер и страшная пурга убили бы каждого, кто осмелился бы бросить вызов царившему за Полярным кругом белому безмолвию. Что там говорить, гиблое место! И не случайно вечный покой в вечной мерзлоте тундры нашли покончивший с собой соратник Ленина Дубровинский и умерший от чахотки Сурен Спандарян.

Тем не менее на совещании ЦК РСДРП 27 июля было решено организовать Кобе и Свердлову побег, о чем Малиновский тут же проинформировал департамент полиции. И в конце августа енисейские жандармы получили указание Москвы «принять все необходимые меры».