Сталин<br />(Предтеча национальной революции)

И в то же самое время власть — как это ни странно — не отдалилась, но приблизилась к народным массам в известной их части. В самую партию были вовлечены большие массы новых членов: один за другим объявлялись наборы в партию «рабочих от станка», их принимали в нее десятками и сотнями тысяч[12]. И это не ослабляло, но усиливало диктаторскую верхушку. Троцкий в свое время презрительно называл тысячи тысяч новых людей народной массы «голосующей скотинкой». Частично это верно: эта масса почти слепо шла за Сталиным и близкими ему людьми, и в море ее голосов тонули голоса троцкистской и «болотной» интеллигенции. Но почему эта масса шла именно за Сталиным и его людьми? Была ими куплена? Нет. Покупали в большинстве голоса именно троцкистской и «болотной» интеллигенции. Там продажность процветала — и ею Сталин широко пользовался. Но все увеличивавшаяся масса народных членов партии шла за сталинской группой главным образом потому, что находила в ней, в ее стремлениях, в ее идеях, в самой психологии людей, ее составлявших, что-то близкое и родственное себе. Она ощущала, что Сталин и его люди не просто играют в политику, не просто ищут власти, ради нее самой, ради выгод, какие она дает, но искренне стремятся что-то дать народу.

И эти широкие массы нового партийного материала, сочетавшись с народным же по своему происхождению и по своим устремлениям руководством, выполняли для него громаднейшую службу: они тысячами нитей связывали партию, вернее, сталинскую ее группу, с народными массами, которые они представляли, служили в этой массе проводниками и идеологии и действий сталинизма. Поэтому диктатура Сталина была, а во многих отношениях остается еще и сейчас, во многих отношениях народной диктатурой. Во всяком случае она была, отчасти есть еще и сейчас, властью, гораздо более связанной с народными массами, чем любая так называемая «демократия». И над этим надо задуматься.

— Наши товарищи, — говорит как-то Сталин, — иногда не замечают, что вокруг наших партийных, советских, культурных, профессиональных, просветительных, комсомольских, армейских, женотдельских и всяких иных организаций копошатся целые муравейники самочинных организаций, комиссий и совещаний, охватывающих миллионные массы беспартийных рабочих и крестьян, муравейники, создающие в своей повседневной, незаметной, кропотливой, нешумливой работе основу и жизнь Советов, источники силы Советского государства[13].

В этом большая правда. В этом — и не только в штыках — сила сталинского строя.

Огромнейшую, активнейшую роль играли и играют организации молодежи, на которые никто так не сумел опереться, как Сталин[14]. И это опять доказывает, что что-то от народной души Сталин представляет, на каких-то струнах ее до сих пор даже умеет играть.

IX

Опираясь на партийный аппарат, опираясь на шедший за ним тогда почти целиком слой народных революционеров, опираясь на шедшую за ними часть народной массы, опираясь на большую часть активной молодежи, — играя на высоких и низменных инстинктах всех слоев партии, обольщая успехами революции одних, ударяя по национализму других, покупая третьих местами, почестями, выдвижением, угрожая, ломая хребты, сажая в тюрьмы, расстреливая, убивая исподтишка, — Сталин победил в борьбе со всеми противниками из «старой гвардии».

Около четырех лет длилась борьба с Троцким. Она была нелегка. И партийный аппарат не имел еще сегодняшней организации, не был так послушен. И сам Сталин не имел того непререкаемого авторитета, что он в дальнейшем приобрел. Опираться наверху ему приходилось тогда по преимуществу на людей болота: опора шаткая, ненадежная. К тому же вожди болота, Зиновьев и Каменев, думали, естественно, не столько об интересах Сталина, сколько о своих собственных. Они думали перехитрить его. Но Сталин недаром прошел трудную школу заговорщика, конспиратора. Сталин недаром родился на Востоке, от отца-грузина, от осетинки-матери. Перехитрил он. Вначале он заставил Зиновьева и Каменева резчайшим образом выступить против Троцкого.

В 1925 г. Зиновьев писал:

«Кто говорит, что троцкизм может стать „законным оттенком“ в большевистской партии, тот сам перестает быть большевиком. Кто хочет теперь строить партию в союзе с Троцким, в сотрудничестве с тем троцкизмом, который откровенно выступает против большевизма, тот отступает от основ ленинизма…»

«Троцкий стал уже в стране символом для всего, что направлено против нашей партии, — писал в том же 1925 г. Каменев. — Мы должны принять все меры, чтобы охранить от заразы этого небольшевистского учения те слои партии, на которые оно рассчитывает… Надо выбрать между троцкизмом и ленинизмом… Нельзя сочетать того и другого…»

А вскоре Сталин тонко построенной интригой привел к тому, что потерявшие почву Зиновьев и Каменев, лишенные всей почти армии своих приверженцев, которая перекочевала к Сталину, почуяв в нем грядущего победителя, бросились в объятия Троцкого, заключили с ним блок. Тогда Сталин вытащил из архивов все, что они писали, и публично задал вопрос: