Сталин<br />(Предтеча национальной революции)

Сталин только что стал тогда во главе партийного аппарата. Положение его было трудное. Почти все руководящие посты были заняты представителями «болота» либо людьми Троцкого. Люди сталинской группы были еще по преимуществу на низах, а решала верхушка. Надо было поэтому действовать хитростью, не выдавая собственных планов, идти на блок с другими, придать себе самому вид орудия чужой воли.

Троцкий сообщает, что Сталин вначале искал соглашения с ним.

— Он пытался, видимо, сблизиться со мной. Только позже я отдал себе отчет в его попытках создать нечто вроде фамильярности отношений. Но он отталкивал меня… При каждой его попытке я делал инстинктивный шаг назад — и проходил мимо. Думаю, что в этом надо искать источники холодной, на первых порах трусливой и насквозь вероломной вражды ко мне Сталина.

Корни вражды были, конечно, гораздо глубже: в разнице мировоззрения, психологии. Но то, что Сталин попробовал вначале заключить блок именно с Троцким, вполне вероятно и понятно. Троцкий психологически, по активно-революционному складу своей натуры, был для Сталина все-таки гораздо более естественным союзником, чем термидорианское, контрреволюционное болото. К тому же Сталин вовсе, вероятно, не думал долго идти одним путем с Троцким. Он хотел только заключить с ним временный союз, им побить «болото», а затем перехитрить и уничтожить его самого.

Сталин заключил соглашение с «болотом». Там с радостью приняли этот союз. Все мелкие хищники предпочитают действовать кучей. Силы, стоявшие за Сталиным, «болото» считало ничтожными. Но Сталин сам по себе был силой, которую вожди болота думали использовать против Троцкого, а потом, конечно, вышвырнуть.

Так возник, еще при жизни Ленина, строй олигархии — утвердилось всемогущество политбюро. Но за спиной политбюро, при невольном содействии Зиновьева и Каменева, Сталин и Молотов подбирали силы, подтягивали кверху своих людей. Зиновьев и Каменев видели в этом только усиление своего лагеря.

…Произошло чудо. Неожиданно для всех, силой гигантской своей воли, Ленин преодолел болезнь. Оправился не вполне, но мог приступить к работе. Он сразу рассмотрел все карты готовившейся игры. Понял, конечно, ее возможные последствия. И задумался.

Вероятно, этот период — меж первым и вторым заболеванием — был самым тяжелым в жизни Ленина. Он твердо знал уже, что дни его сочтены. Вместе с тем он знал, что сейчас еще от него многое зависит: многое он может изменить. Но в каком направлении?..

Речь шла о том, кому быть его наследником. Созданный им государственный строй был построен в расчете на диктатуру лица.

Зиновьева и Каменева он сразу же откинул. Откинул и Троцкого.

Дольше остановился на «молодых»… Пятаков. Он из нового слоя, взрощен и закален революцией. Закален и личной судьбой. Его брата замучили в Гражданской войне гайдамаки. Со спины вырезали длинные полосы кожи, потом выкололи глаза, потом у живого еще начали сверлить сердце, пока не просверлили до смерти. Это и многое другое оставило много жестких зарубок на душе Пятакова. Он упорный, твердый, тяжелый человек. Но он слишком уж администратор. Слишком злоупотребляет администрированием: люди для него машины за номерами. Он не сможет повести за собой массу. Он не сможет и уловить настроений народных душ. Не годится.

Бухарин… Больше всех любит его Ленин. Но годится ли он хоть сколько-нибудь в правители государства? Он абстрактен, он схоласт, он и жизнь и людей рассматривает только как отвлеченные категории, сквозь строчки книг и своих рукописей. И потом — он слишком мягок. Его мягкость — это то его свойство, за которое его так любят и не могут не любить. Недаром в шутку его зовут: мягкий воск. Но на этом воске может писать что угодно любой беспринципный человек, любой демагог. На самостоятельную твердую линию Бухарин не годится.