Сталин<br />(Предтеча национальной революции)

Красновские казачьи части ведут наступление на Царицын, пытаясь концентрическим ударом сбросить красные полки в Волгу. В течение многих дней красные войска во главе с коммунистической дивизией, сплошь состоящей из рабочих Донбасса, отражают натиск прекрасно организованных казачьих частей. Это были дни величайшего напряжения. Нужно было видеть Сталина в это время. Как всегда спокойный, углубленный в свои мысли, он буквально целыми сутками не спал, распределяя свою интенсивную работу между боевыми позициями и штабом армии. Положение на фронте становилось почти катастрофическим. Красновские части, под командованием Фицхалаурова, Мамонтова и других, хорошо продуманным маневром теснили наши измотанные, несшие огромные потери войска. Фронт противника, построенный подковой, упиравшейся своими флангами в Волгу, с каждым днем сжимался все больше и больше. У нас не было путей отхода. Но Сталин о них и не заботился. Он был проникнут одним сознанием, одной-единственной мыслью — победить, разбить врага во что бы то ни стало. И эта несокрушимая воля Сталина передавалась всем его ближайшим соратникам, и, невзирая на почти безвыходное положение, никто не сомневался в победе. И мы победили. Разгромленный враг был отброшен далеко за Дон»…

…Отношения меж Троцким и царицынской военной группой становились все напряженнее. Командование царицынским фронтом, сконцентрировавшееся всецело на отражении «девятого вала» казачьих атак, попросту игнорировало зачастую распоряжения Троцкого и его беспомощного штаба.

— Жалобы главного и фронтового командования на Царицын поступали ежедневно. Нельзя добиться выполнения приказа, нельзя понять, что там делают, нельзя даже получить ответ на запрос, — рассказывает Троцкий. — Положение стало невозможным. Я решил навести в Царицыне порядок. После нового столкновения командования с Царицыном я настоял на отозвании Сталина.

«Ленин хотел свести конфликт к минимуму». Поэтому уговаривать Сталина уехать был отправлен сам Свердлов с экстренным поездом. Сталин уехал. Он понимал, что какой-то выход из создавшегося положения нужен. В момент напряженной опасности он не задумывался идти против формальной субординации, «ломать при необходимости формальные затруднения». Он готов был тогда игнорировать все распоряжения центра. Но когда основная опасность была преодолена, необходимо было подчиняться сложившимся порядкам. Раз Троцкий стоял во главе военного аппарата и Ленин ему доверял, ничего не поделаешь, надо идти на уступки.

— Армия, — говорил Сталин, — не может действовать, как самодовлеющая, вполне автономная единица. В своих действиях она всецело зависит от смежных с ней армий и прежде всего от директив реввоенсовета республики. Но нужно, чтобы директивы центра были СТОЯЩИМИ, соответствующими обстановке. Нужно, чтобы центр научился действовать, понимать местные условия, — и научился бы вдумчиво и сдержанно управлять местами.

Так говорил Сталин — и потому он охотно возвращался в центр: там только можно было бороться с основными дефектами ведения красного военного дела.

По дороге он встретил блестящий поезд Троцкого. Сейчас, когда Сталина уже не было в Царицыне, Троцкий рисковал там показаться. Он ехал, как всегда, надменный, пышный, с сознанием величия и непогрешимости, с театральными жестами, свитой «мальчишек», запасами кожаного обмундирования и других «подарков», которыми он привык «обласкивать» армейских бойцов. Свердлов зашел к Троцкому.

«Он осторожно спрашивал меня о моих намерениях, потом предложил мне поговорить со Сталиным, который, как оказалось, возвращался в его вагоне».

Троцкий принял Сталина свысока. Сталин держал себя «подчеркнуто смиренно». Он боялся, что Троцкий рассыплет спаянную им в Царицыне ворошиловскую группу — и тем нанесет смертельный удар фронту.

— Неужели вы хотите всех их выгнать? Они хорошие ребята.

— Эти хорошие ребята, — театрально произнес Троцкий, — погубят революцию, которая не может ждать, доколе они выйдут из ребяческого возраста. Я хочу одного: включить Царицын в советскую Россию.

В другое время, в другой обстановке Сталин ответил бы резкой грубостью на эту напыщенную и глупую фразу. Как будто не царицынские «ребята» были основной опорой революции — и как будто Царицын не был все время той скалой, на которую советская Россия в это трудное время опиралась! — Не говоря о значении самого Царицына, — но разве, если б он был взят, и те громадные силы, что он приковывал к себе, освободились, разве слабые армии центра — детище Троцкого — могли бы оказать им сопротивление?..

Сталин не высказал этого. Бесполезно. Он еще раз только подчеркнул, что разгон ворошиловской группы был бы ударом по фронту. Сухо попрощались. Сталин поехал говорить с Лениным. Троцкий — «наводить порядок в Царицын».

VI