Сталин. Битва за хлеб

«Отряд Черных нагрянул в хутор рано утром. Оставили наруэюное оцепление вокруг него, чтобы никто в случае чего не выскочил, и во все дома ворвались одновременно. Брали всех мужиков, начиная от четырнадцатилетних пацанов, кончая девяностолетним дедом Андреем. Бабы и ребятишки, чувствуя вину своих кормильцев, если и кричали и сетовали, то не в полный голос. Мужики же бодрились и успокаивали их.

— Ошибочка вышла. Разберутся в городе комиссары и отпустят.

Всю операцию испортили молоденький неопытный чоновец и пожилой бандит. Паренёк ошибся и подпустил близко к себе бандита. Винтовка не помогла, а наоборот, помешала ему бороться с сильным мужиком. Он и пикнуть не успел, как корявые заскорузлые пальцы сдавили его горло. Трепыхнулся чоновец несколько раз в агонии и повалился кулем на домотканные половики.

— В подпол полезайте, — махнул убийца своим домочадцам одной рукой, а другой уже схватил оружие чоновца. В сенях гремели шаги красно армейцев, недовольных тем, что их товарищ слишком долго замешкался в избе.

Когда дверь распахнулась, бандит в упор выстрелил в первого входящего, отпихнул его в сторону и выстрелил несколько раз в темноту сеней. Кто-то из красноармейцев успел прижаться к стене, пули просвистели мимо, а когда бандит рванулся, сломя голову, к выходу, пристрелил его тремя выстрелами в упор.

Черных влетел в сени, когда бандит, корчась от боли, зажимал раны на животе, через пальцы сочилась густая кровь.

— На-аа, подлюга! — пнул он сапогом лежащего на полу мужика и как бы поставил последнюю точку его жизни. Мужик последний раз дёрнулся в конвульсии и затих. Черных шагнул в комнату и наткнулся у порога на убитого чоновца.

— Сашка, друг, — лицо у Черных перекосилось. — Как же это так, Сашка?! Командир отряда с трудом сдержал набежавшие слёзы и попытался проглотить комок, подступивший к горлу. Пустым безжизненным взглядом окинул комнату и остановился на лице молоденького паренька, придушенного бандитом. И глухо заплакал.

— Ничего, брат, отольются им сейчас мои слезы. Умоются они у меня кровавыми слезами.

Черных, скрипнув зубами, вышел во двор.

— Выводи всех бандитов в лес, — приказал он на ходу своему помощнику

— Да не бандиты мы вовсе, — попытался возразить ему низкорослый мужичонка в разорванной рубахе и с разбитой губой.

— Ты поговори у меня, поговори, — процедил сквозь зубы конвоир. Он уже имел разговор со строптивым мужичком, а разбитая губа говорила о его содержании. Конвоир, почувствовав злость командира, понял, что расправа с упрямцем останется без наказания.

— Поговори, — повторил он и со всей сипы ударил мужика прикладом.

— Пошли, кому говорят, — стали подталкивать штыками и прикладами чоновцы хуторских мужиков к опушке леса.

Потом, когда прошли жиденький подлесок по лесной дороге, все почти успокоились. Поэтому окрик: „Стой!“ был неожиданным и заставил вздрогнуть. На полянке с жухлой травой Черных выстроил пленных в одну шеренгу. Хотел отогнать в сторону худенького мальчишку, но тот вцепился отчаянной хваткой в своего отца, и командир отряда махнул на него рукой. Зато деда Андрея он подозвал к себе. Тот, ковыляя и опираясь на посох, подошел к нему.

— Ты, старый пень, и так скоро концы отдашь, постой-ка здесь. Понял?

— А? — переспросил глуховатый дед, подставив ладонь к правому уху. Черных отмахнулся от него, как от назойливой мухи, а чоновцам зло приказал:

— По бандитскому отродью, пли!

Девяностолетний дед Андрей уронил посох и, воздев руки вверх, взывая то ли к Богу, то ли к чоновцам, тоненько закричал:

— За что, люди добрые, за что!

На него не обращали внимания, деловито добивали раненых, пытавшихся отползти в лес».