Сталь и шлак

Его взгляд остановился на большой, очень удачной фотографии Вадимки. Глаза ребенка смотрели ласково и доверчиво.

«Никогда больше не увижу его, — с болью подумал Сергей Петрович. — Никогда! А сын? Что будет знать сын о своем отце? Что тот не выполнил задания и остался у немцев».

— Сын предателя Родины, — подумал Крайнев вслух. — Предатель Родины, — повторил он, прислушиваясь к тому, как страшно звучат эти слова.

Ему вспомнились Дубенко, Макаров, Гаевой. Они верили ему, а теперь… Что думают они? И что о нем можно думать?

В его воображении встала степь, по которой мчались на восток товарищи на своих машинах. Они были на своей земле, среди своих людей. А он?

— Что же делать дальше? — спросил он себя и не нашел ответа; желание исчезнуть, сгинуть навсегда охватило его. — Будь у меня пистолет… — пробормотал он и судорожно сжал руку в кулак.

Внезапно звуки веселой музыки донеслись до его ушей. Он прислушался:

«Что это? Откуда? Радио?»

Ничего не понимая, Сергей Петрович поднялся, вышел в переднюю, потом в коридор. Музыка доносилась из квартиры Лобачева. В напряженной тишине притаившегося дома громко раздавались голоса и знакомый басистый смех Пивоварова.

Бешенство овладело Крайневым.

— Пистолет бы! — снова прошептал он, но уже совершенно с иным чувством, чем минуту назад.

Некоторое время он стоял в коридоре, не зная, что предпринять, как вдруг услышал грохот, доносившийся с улицы.

Сергей Петрович вернулся в кабинет, погасил лампу и осторожно отодвинул штору окна.

По мостовой шли танки. Он машинально начал считать их. За танками на грузовиках следовала пехота.

— Какая мишень! Эх, если б гранату!

Внезапно один из солдат, сидящих у борта машины, вскинул автомат и выпустил длинную очередь по первому этажу. Посыпались стекла. Пронзительный женский крик вырвался из окна наружу.

— Началось, — сказал Крайнев и отошел в глубь комнаты. Со всей ясностью он сознавал трагичность своего положения, и снова перед ним встал вопрос: «Что же делать дальше? Дождаться ночи и уйти? Но куда, к кому? К своим через линию фронта?»

Сергей Петрович представил себе, как он встречается с заводскими работниками, как они обступают его, забрасывают вопросами. Но что он им скажет? Что его провели, как ребенка, и он оставил врагу главный объект целехоньким, на ходу? Его, конечно, поймут, ему поверят, но разве будет легче от этого? Люди выполнили свои задания. А он? Он оказался хуже всех на заводе.

— Нет, хуже всех в Донбассе! — вырвалось у него, и он снова зашагал по комнате.

Ему было хорошо известно, что в приднепровской группе заводов все ценное увезено или взорвано, а в «Запорожстали» сумели вывезти даже конструкции зданий, демонтировав их под обстрелом.

Дождаться ночи? А дадут ли ему прожить день? Его немедленно выдадут Пивоваров и Лобачев.

«Как же это могло случиться?» — снова и снова спрашивал он себя.

Крайнев перебирал в памяти все, что произошло на станции. Достав из кармана записку директора, он подошел к лампе, зажег ее и стал рассматривать подпись. В том, что это подпись Дубенко, не могло быть сомнений, но текст был поддельный. Пивоваров использовал старую служебную записку директора, заменив текст и дату.

Теперь ему стало понятно, что и в первый раз аммонит не взорвался потому, что Пивоваров обрезал шнуры. Ведь у него и ножницы были припасены специально для того, чтобы не потерять ни секунды времени. Во второй раз, оставшись один, Пивоваров извлек детонаторы и поджег аммонит.

Эта расчетливая предусмотрительность предателя наполнила Сергея Петровича бешеной злобой.

Он снова зашагал по комнате, закуривая одну папиросу за другой, но ни одно реально осуществимое решение не приходило на ум.

И вдруг ему пришла в голову мысль, такая простая, отчаянная и яркая, что он даже зажмурился, словно неожиданно взглянул на струю жидкой, расплавленной стали.

Ранним утром Крайнев вышел из дому и направился в город. Он был первым советским гражданином, показавшимся на улице в этот день. Немецкие патрули несколько раз задерживали его, но беспрепятственно пропускали после того, как Сергей Петрович показывал им пакет, адресованный господину коменданту.

Перейдя площадь, запруженную танками, Крайнев остановился у подъезда горсовета.

Множество легковых машин и мотоциклов, выстроившихся в ряд у тротуара, подтверждало его предположение, что комендатура находится именно здесь.

— Ich will Herr Komendant sehen1, — сказал он двум автоматчикам, преградившим ему дорогу.

Солдаты задали несколько вопросов. Не отвечая, он упорно повторял одну и ту же фразу: ему необходимо немедленно видеть господина коменданта.

Молодой щеголеватый немецкий офицер вышел из здания и остановился на верхней ступеньке, внимательно наблюдая за этой сценой. Прислушавшись, он спустился с крыльца и сказал несколько слов солдатам. Те неохотно расступились. Офицер тоже стал задавать вопросы, но в ответ слышал только упрямо повторяемые два слова: «Sehr notig»2.